Le_le0

Получить фандомный МОЗГ

---

зацепило

18.07.2014 в 09:58

Пишет  Diary best:

Шрамы в воспитании
Пишет  Юджин Аллертон:

Шрамы в воспитании: 12 директив
Прекрасная статья, хорошо по ней отлавливать тараканов.

А у вас какие работали?

>> Нерешённые душевные проблемы родителей передаются детям, причём в усугублённом виде. Происходит эта передача путём внушения от родителя к ребёнку в раннем детстве в форме директив — скрытых приказаний, неявно сформулированных словами или действиями.

Американские психологи Роберт и Мери Гулдинг построили концепцию о том, что многие нерешённые душевные проблемы родителей передаются их детям, причём в усугублённом виде. Происходит эта передача путём внушения от родителя к ребёнку в раннем детстве. Мы можем научить другого только тому, чем владеем сами. Так и родители передают своим детям «родительские директивы» о том, как нужно жить, относиться к людям и обращаться с собой. Гулдинги выделили 12 таких директив, но на самом деле каждая директива имеет несколько вариантов, которые неизбежно увеличивают это количество. Итак, что же такое директива и как распознать её в потоке обыденной жизни?

Это скрытое приказание, неявно сформулированное словами или действиями родителя, за неисполнение которого ребёнок будет наказан. Не явно (поркой или подзатыльником, молчаливым шантажом или руганью), а косвенно — собственным чувством вины перед родителем, давшим эту директиву. Причём истинные причины своей вины ребёнок (а часто и взрослый — ведь мы так же управляем друг другом с помощью директив) не может осознать без посторонней помощи. Ведь именно исполняя директивы, он чувствует себя «хорошим».



Первая, и самая жёсткая директива — «Не живи»

Одни родители пытаются воспитывать непослушного ребёнка, ведя с ним душещипательные беседы на тему «Как много проблем ты нам принёс, появившись на свет». Они любят говорить: «Когда ты родился, нам пришлось очень трудно», «Никто нам не помогал с твоим воспитанием, мы работали, а тебя надо было кормить и водить в детский сад» или «Если бы не твоё рождение, мама смогла бы стать хорошей актрисой». Другие родители, не в силах остановить расшалившегося ребёнка, бросают в сердцах: «Чтоб тебя разорвало, поганец», «Чтоб ты провалился». Третьи, со свистом взмахивая ремнём, наказывают маленького хулигана и цедят сквозь зубы: «Будешь слушаться? Мне не нужен такой непослушный ребёнок!». И те родители, и другие, и третьи совершенно беспомощны в своём воспитании ребёнка. Пытаясь «спрятать» неприятные ощущения злости, боли и обиды на мир за подобными фразами, родители вкладывают в ребёнка директиву «не живи». Не нарочно, а просто родители по-другому не умеют. В своё время их родители приучили их к послушанию тем же способом. Вкладывая чувство вины, связанной не с какими-то поступками, а с самим фактом существования ребёнка в жизни матери или отца. И теперь уже они, повзрослев и родив ребёнка, пытаются управлять им тем же способом. К сожалению.

Что «слышит» ребёнок от любимой маменьки, говорящей: «Уйди с глаз моих, одни проблемы с тобой?». Дети все воспринимают буквально, и он бессознательно решает: «Мама не хочет меня видеть. Лучше бы я умер, это избавит от всех проблем». Как можно умереть, ребёнок ещё не знает, но мамино приказание нужно выполнять (ведь мама большая, и знает, как правильно?). Поэтому для него выходом из сложной ситуации могут стать частые травмы, которые с ним происходят «случайно». Вот откуда берутся постоянно рваные штаны и разбитые детские коленки, а также ссадины и царапины. Что уж говорить о вывихах и переломах? Так как звучит этот приказ для ребёнка в течение всей жизни, то, повзрослев, он будет находить и другие способы бессознательного саморазрушения (ну, про это ты уже знаешь — алкогольная и наркотическая зависимость).

Хроническая вина «Я мешаю маме, я ей что-то должен» приводит к тому, что ребёнок не может нормально приспособиться к жизни. Ощущение своей «нехорошести», стремление доказывать себе, что «я есть, я что-то значу» толкают ребёнка на хулиганское поведение вне дома. Хотя дома такие запутавшиеся дети обычно ведут себя тише воды, ниже травы. Сколько раз мы слышали от своих знакомых про их детей: «Надо же, такой тихий и спокойный ребёнок, прекрасно учился, и вдруг...». И невдомёк маме, что её ребёнку проще чувствовать себя виноватым за разбитое стекло или нос, чем испытывать постоянное чувство вины вообще неизвестно за что.

Возможен и другой вариант следования директиве «не живи». Ребёнок так терзается своей непонятной виной перед родителями, что не может сделать ни одного шага в сторону без их руководящих указаний. Став взрослым, он так и не может реализовать свои способности в разных сферах жизни. Потому что привык думать в детстве «Без мамы я — ничто». Он совершенно беспомощен и не способен справиться с трудностями сам, так как мама с её наставлениями дышит ему в затылок.

Разные пути послушного следования этой директиве можно объяснить тем, что родители, давая директиву, как бы смещают акцент «не живи». Один ребёнок воспринимает этот приказ «не живи», как «Твоя жизнь мешает моей жизни». Другой же понимает —«Не живи своей жизнью, а живи моей жизнью». В любом случае прямое восприятие этой директивы тяжело, и он может попытаться выйти из-под её категоричности, добавив к приказу частицу «если». То есть «Я могу жить, если не буду обращать внимания на то, о чем меня тайно просит мама (или папа)». И тут ребёнок попадает в область какой-либо из остальных директив, носящих более частный характер.

Итак, после «если» можно добавить одну из следующих директив.



Вторая директива — «Не будь ребёнком»

«Помню, в детстве я очень гордилась, когда мама говорила мне «Ты уже большая». Также я злилась и капризничала, когда у меня что-то не получалось. Я знала, мама будет мной недовольна. Может быть, даже рассердится и обязательно скажет: «Ну, вот. Ты, оказывается, ничего сама не умеешь делать. Пора бы тебе становиться самостоятельнее». Мне не нравилось играть с другими ребятами, я сидела дома и читала книжки. Я очень хотела побыстрее стать взрослой, умной и самостоятельной, чтобы во всем помогать маме. Мне это удалось — я стала взрослой. Но иногда, вспоминая детство, я думаю, что мама была не совсем права. Тот ребёнок, который до сих пор живёт во мне, и сейчас боится попросить мороженого. У себя, у мужика, у жизни». Эти горькие слова я услышала как-то раз от своей очень уважаемой мной подруги. Человека решительного и серьёзного, ответственного и не боящегося проблем, но совершенно не умеющего наслаждаться жизнью.

Эта грустная история чужой жизни очень чётко описывает проявления директивы «не будь ребёнком». Человек, получивший от родителей этот приказ, в детстве все время пытается «подрасти». А став взрослым, никак не может научиться полноценно отдыхать и расслабляться, так как чувствует вину за свои «детские» желания и потребности. Ко всему прочему, у такого человека стоит жёсткий барьер в общении с детьми. Своими или чужими, неважно. Разделять их интересы и жить одной с ними жизнью такой человек не умеет. Ему проще вовлекать ребёнка в свою взрослую жизнь, передавая тому директиву «не будь ребёнком». «Что ты ведёшь себя, как маленький», «Ты уже большая, чтобы так поступать», «Ты — моя единственная опора». Невольно этот человек описывает ребёнку состояние «взрослости» как что-то очень хорошее, а состояние «детскости» как то, чего нужно бояться и чего избегать.

Что делать, обнаружив у себя подобную директиву? Разрешите себе свои самые заветные детские желания. Например, купите себе мягкую игрушку, балуйте себя разными вкусностями, фруктами и конфетами. Сооружайте «тайники» и прячьте в них то самое, «заветное», проверяя иногда, на месте или нет. Покажите жене язык, если она скажет, что ты сошёл с ума.



Третья директива — «Не расти», «Не оставайся маленьким» (противоположна предыдущей).

Мы — дети. Дети своих родителей, которые часто не хотят, чтобы мы выросли. Почему? А что они тогда будут делать, если мы подрастём и уйдём от них? Как они смогут жить? Кому станут помогать, кого воспитывать? То, что они когда-то поженились, потому что хотели жить вместе, уже забыто. И сейчас некоторые родители осознают свою ценность только в исполнении роли «хорошего отца» или «хорошей матери». Как горько смотреть в будущее, думая: «Вот повзрослеет сынок (дочка), создаст свою семью, и я уже никому не буду нужен»? Страшась такой участи, родители и внушают нам, а потом и мы своим детям, директиву «не расти». «Детство — самая счастливая пора жизни, не торопись взрослеть», «Играй, пока маленький, вот подрастёшь...», «Мама тебя никогда не бросит» и так далее. Последствия этих «невинных» фраз довольно печальны. Ребёнок, получая директиву «оставайся маленьким», решает, что родители не будут его любить, если он подрастёт. «Ладно, я останусь маленьким и беспомощным, если этого так хочет мама». Это решение часто проявляется потом в голосе манерах, поведения, движениях. Такой человек действительно кажется совсем маленьким. Он не умеет поддерживать отношения с теми, кто ему нравится («мама это не одобрит»). Боится заниматься любимым делом, завести собственную семью («папочка может быть против»). Словом, ребёнок, получивший директиву «не расти», так никогда и не вырастет, отдавая свою взрослую жизнь родителям.

Как быть, если хочешь оставить эту директиву «с носом»? Помни, что ты, и только ты, имеешь право на собственное взросление. Учись принимать ответственность за свои действия. Ведь наверняка не все, что нравится тебе, нравится и твоим родителям? Но ты же как-то приучился с ними справляться и отстоял свою «страсть». Перенеси это умение отстаивать и на все остальные ситуации.



Четвертая директива — «Не думай».

Приказ «не думай» может передаваться родителем, который постоянно принижает способности ребёнка мыслить. «Не умничай!», «Не уходи в абстракции», «Не рассуждай, а делай». Возможны также и другие варианты: «Не думай о чем-то определённом» (о проблеме, деньгах, какой-то семейной тайне и пр.) и «Не думай о своих проблемах, думай о моих проблемах» (например, «Зачем тебе забивать себе голову всякой ерундой? Подумай лучше о том, что я тебе говорю»).

Привыкая жить по принципу «много думать вредно», люди часто совершают необдуманные поступки и потом удивляются, как они могли это сделать. Они не способны решать трудные проблемы и часто чувствуют себя из-за этого не в своей тарелке. Если же им в голову и приходят какие-либо странные мысли, они заглушают их алкоголем ,отчаянным спортом или «безумными» развлечениями. Если ты привык «действовать, а не рассуждать», попробуй увеличивать паузу между возникновением ситуации и своими поступками в ней. Остановись и рассмотри ситуацию как бы со стороны.



Пятая директива — «Не чувствуй».

Это послание может передаваться родителями, которые сами привыкли сдерживать свои чувства. Запрещая ребёнку испытывать эмоции гнева или страха, они оказывают малышу медвежью услугу. Он приучается «не слышать» сигналы своего тела и души о возможных неприятностях, (ведь страх, например, предупреждает об опасности, а гнев помогает снять излишнее напряжение). Впоследствии это может стать причиной очень серьёзных заболеваний. «Не дрожи от холода, ты же мужчина», «Не сахарный— не растаешь», «Большие мальчики не плачут», «Как ты можешь бояться собаку ,она не кусается», «Потерпи, не показывай свою боль» — говорит мама или папа. «Ой, — думает ребёнок, — показывать эмоции — это плохо, чувствовать — нельзя». И перестаёт чувствовать. А мы потом удивляемся его «равнодушию» или «бессердечию», хотя на самом деле он, как «настоящий мужчина», зажал чувства в кулаке. В силу своей низкой чувствительности такие люди нередко могут оказаться жертвами несчастного случая, склонны «запускать» болезни. Распространённое заболевание среди них — ожирение. Это объясняется тем, что физические ощущения их обманывают. А поддаваться этому обману они начали в детстве, приняв родительское требование «есть нужно все, что дают». Результат — утрата чувства насыщения за стремление быть послушным и не огорчать маму. Как тебе исправить эту директиву? Совет один — чувствовать. Прислушиваться к своему телу и выполнять его желания. Не бояться своих эмоций.



Шестая директива — «Не достигай успеха».

Видя успехи своих детей, мы ощущаем родительскую гордость. Однако часто, радуясь за ребёнка, мы бессознательно завидуем, ведь ему удаётся то, чего в своё время не смогли достичь мы. «Мы сами не могли получить высшее образование, но отказываем себе во всем только ради того, чтобы ты закончила институт» — в основе этой фразы лежит наша родительская зависть. Иногда мы из самых лучших побуждений предостерегаем ребёнка: «Не делай этого, у тебя ничего не получится, и тебе будет плохо». К сожалению, так мы внушаем детям «не достигай успеха».

Ребёнок под влиянием этой директивы обычно хорошо учится в школе и старательно выполняет все задания, однако в критический момент экзаменов «почему-то» заболевает или не может решить задачу. Став взрослым, такой человек с отчаянием замечает, что его как бы преследует злой рок. Все, во что он вкладывает свои силы, неожиданно «лопается» по не зависящим от него обстоятельствам. Он никак не может завершить начатое. Он, конечно, не догадывается, что подобные шутки играет с ним его бессознательное, настоятельно напоминающее, что достигать успеха — это приносить родителям несчастья и зависть. Одним из способ решения этой проблемы может стать такая простая штука, как доброжелательный свидетель. Присутствие такого свидетеля на заключительном этапе любого важного дела, как ни странно, позволяет ощущать себя в безопасности от чужой зависти.



Седьмая директива — «Не будь лидером».

Смысл её понятен: «не лезь», «не высовывайся», «будь, как все». Родители, посылающие этот приказ, боятся играть ведущую роль, теряются при публичных выступлениях, пожизненно ходят в подчинённых на работе и дома, отказываются просить то, что хотят. Им не светят ни продвижение по службе, ни выгодные предложения. Всю свою жизнь они проводят тихо, как мыши, лишь бы их не заметил толстый и жадный кот. Родители, давая эту директиву, как правило, действуют из самых лучших побуждений. Зачем давать повод для злословия и зависти другим людям? Не надо, малыш, не лезь, а то что они скажут?

Так как основная проблема людей с этой директивой — уход от любой ответственности, тебе, чтобы от директивы избавиться, нужно делать все наоборот. Не так, как советовали тебе родители. Высовывайся. Лезь. Научись выступать на людях, отстаивай свои убеждения. Забудь про свою застенчивость и страх ошибок. Прими ответственность за свою жизнь на себя.



Восьмая директива — «Не принадлежи».

«Ты у меня такой застенчивый, такой трудный», «Ты не такой, как все», — всячески подчёркивают родители, передавая ребёнку приказ «не принадлежи». Смысл этой директивы можно расшифровать таким образом: «Не принадлежи никому, кроме меня, ведь ты — исключительный». Причина такого поведения родителей заключается в том, что они сами боятся общаться с другими людьми. Человек, подчиняющийся этому приказу, чувствует себя чужим среди людей, и поэтому другие часто несправедливо считают его нелюдимым и замкнутым. Чувство «отдельно от всех» всегда будет тянуть этого человека в родительскую семью, так как среди прочих людей ему «холодно и одиноко».

Полностью освободиться от этой директивы можно в ситуации группового противостояния какой-либо угрозе, когда возникающее чувство солидарности и товарищества замещает детские переживания. Другой вариант освобождения — крепкий и надёжный брак.



Девятая директива — «Не будь близким», «не доверяй».

Данная директива похожа на предыдущую, но проявляется не среди других людей, а в отношениях с одним человеком. Фразы родителей «Никому не доверяй, все люди обманщики», «Верь только мне (родителю)» имеют общий смысл примерно такой: «Любая близость опасна, если это не близость со мной». Получив эту директиву, ребёнок делает вывод, что весь мир опасен, и никому нельзя доверять. Принося подобные решения во взрослую жизнь, такой человек может постоянно подозревать окружающих его людей в предательстве. У него будут трудности в эмоциональных и сексуальных отношениях. Нередка для него и роль «жертвы», которую противоположный пол постоянно обманывает и бросает. Подозрительность мешает этим людям не только в личной жизни, но и в налаживании деловых контактов. Пытаясь хоть как-то компенсировать своё недоверие к миру, такой человек будет пытаться все контролировать.

Что можно посоветовать человеку с этой директивой? Учиться анализировать ситуации: где, кому и до какой степени можно доверять. И ... доверять.



Десятая директива — «Не делай».

Сверхзаботливые и осторожные родители не позволяют ребёнку совершать многие обычные поступки. Не трогай кошку — поцарапает. Не лазай по деревьям — упадёшь. Не катайся на роликах — разобьёшься. Объятые страхом родители волнуются по поводу любого поступка ребёнка, приговаривая: «Подожди, не делай этого. Обдумай хорошенько, а вдруг...». В результате ребёнок боится принимать какие-либо решения самостоятельно. Не зная, что безопасно, а что делать никак нельзя, он испытывает трудности в начале каждого нового дела. Естественно, ребёнок даже не догадывается, что его страхи — лишь послушное следование директиве, смысл которой: «Не делай сам, это опасно. Подожди меня».

Что делать «несчастному обладателю» директивы? Начинай все новые дела смело, не боясь никаких последствий, но... делай это при свидетелях. Помнишь совет обладателю директивы «не достигай успеха»? Все точно также, только слово «заканчивать» меняется на слово «начинать». Доброжелательный свидетель поможет тебе начать любое дело. Вместе с тобой пойдёт в тренажёрный зал или устраиваться на новую работу. Он не позволит тебе остаться «наедине» с этой директивой.



Одиннадцатая директива — «Не будь самим собой».

Человек с этой директивой постоянно не удовлетворён собой. Он все время хочет быть похожим на кого-то другого. На идеального спортсмена, идеального родителя. Про таких людей ещё говорят, что они слишком критичны к себе Больше, чем к другим. Именно так, ведь ему надо постоянно превосходить других людей. Хотя бы и по высоте требований, предъявляемых к себе, если по другому критерию не получается. Такие люди живут в состоянии мучительного внутреннего конфликта. Будучи постоянно неудовлетворёнными собой и мотивированными завистью к кому-то или чему-то, они начинают убегать от самих себя, так как убеждены, что чужое всегда лучше своего собственного. Эту зависть к чужому привили им родители, как всегда желающие «только добра». «Будь похожим на...», «Стремись к идеалу», «Почему Анечка (Петенька) это может, а ты — нет?», «Вот Диночка уже шьёт и вяжет, а ты до сих пор пуговицу пришить не можешь». И так далее. Родители хотели приучить ребёнка двигаться вперёд, быть самостоятельным и настойчивым. Но «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся», все получилось не так, как они хотели. Ребёнок стал постоянно в себе сомневаться, и завидовать другим людям. Более удачливым, более сильным, хватким. Так сказать, идеальным людям. Результат понятен — комплексы неполноценности и превосходства в чистом виде.

Второй вариант директивы мог передаваться родителями, если они были недовольны полом родившегося ребёнка. Предположим, ожидали мальчика, а родилась девочка. В этом случае их любые фразы «Жалко, что ты не мальчик, а то...», «Да, не тот у меня ребёнок родился» заставляют ребёнка чувствовать себя ущербным, как бы родившимся не по праву. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства и порадовать родителей, ребёнок начинает быть похожим на того, кем, по его представлению, видят его родители. Мальчиком — так мальчиком, девочкой — так девочкой. Хоть ежом или лягушкой, лишь бы родители были довольны. Главное, не собой.

Как поступить человеку с этой директивой? Работать над повышением самооценки и перестать тянуться к недосягаемым идеалам. Ты знаешь, что принцессы тоже какают? Представь, какие у них при этом лица. Я думаю, вовсе не идеальные.

Двенадцатая директива — «Не чувствуй себя хорошо».

Часто, когда ребёнок болеет, родители желают его подбодрить. Они говорят ему ласковые слова и хвалят за малейшие поступки. «Надо же, ты такой слабенький, а смог выпить стакан воды». Или «Удивительно, что при такой температуре этот ребёнок ещё ухитряется делать уроки». Ребёнок, получивший эту директиву, приучается, с одной стороны, к мысли, что болезнь привлекает к нему всеобщее внимание, а с другой — к ожиданию, что плохое самочувствие повысит ценность любого его поступка. Так зарабатывается комплекс больного. Эти люди не симулируют болезнь, они просто используют своё здоровье для получения психологической выгоды. «Болезнь — это хорошо, так как позволяет чувствовать себя хорошим», — подсознательно считают они. Жаль только, что эти люди довольно быстро умирают, организм ведь не резиновый — постоянно болеть не может.

Что я могу посоветовать? Найди другие способы почувствовать себя замечательным. Хватит отравлять другим людям жизнь своими болячками.

На этом концепция 12 директив заканчивается. Сейчас, когда вы уже немного больше знаете о своих проблемах, у вас могут возникнуть разные чувства. Не спешите их давить и прятать. Дайте себе их прочувствовать.

Вас возмутило предположение Роберта и Мери Гулдингов о том, что родители передали вам свои нерешённые проблемы? Вам хочется защитить родителей, сказав в их оправдание что-нибудь типа «они растили меня в трудное время»? Это нормально. Для ребёнка, чувствующего себя продолжением родителей, трудно представить, что его родители «плохи» и «несовершенны». Ведь это значит представить «плохим» и «несовершенным» себя.

Что вы ни чувствовали — гнев или обиду, отчаяние или злость, просто допустите, что с этого момента именно вам принадлежит делать выбор, делать или не делать что бы то ни было. Если у вас есть ребёнок, не надо теперь бояться что-либо ему говорить. Избежать директив, будучи родителем, невозможно. Все равно что-то, да промелькнёт. Постарайтесь быть не столь категоричными в своих требованиях к ребёнку. Дайте ему понять, что вы оба не роботы, и можете чувствовать, делать и ошибаться. Помните, что наша зависимость от родительских директив, не фатальна. Мы можем изменять свои решения.

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

---

ыыыыыы

14.01.2013 в 13:34

Пишет  Одинокая Волчица (Юлия):

С удовольствием рекламирую.

Сообщество посвящено фильму и книге "Хоббит"
Информация, обсуждения, рецензии и фантворчество (джен и гет)

<a href="http://thorin-oakenshield.diary.ru/" target="_blank"> <img src="http://static.diary.ru/userdir/3/0/9/9/3099036/77245217.jpg" title="The Hobbit: обсуждение и творчество (джен и гет)" alt="The Hobbit" border="0" /></a>

Перепосты приветствуются. И добро пожаловать

---

Хоббит

Такого восторга не было давно. Даже больше скажу вообще не помню, чтобы я с таким упоением смотрела фильм, чтобы так быстро пролетели 2 с гаком часа! Оооооо держите меня семеро, а лучше тринадцать - какой там Торин!!!!!!! Какой обаятельный и мимимишный Бильбо!!!!

@настроение: в эйфории

@темы: anticitizen.diary.ru, Android-клиент

---

Что может быть хуже и гаже понедельничного утра? Только понедельничное утро 8 утра. И только понедельничное утро 8 утра при неработающем компе. Вашу ж мать... Чо я тут забыла.

@настроение: херовое

@темы: anticitizen.diary.ru, Android-клиент

---

Гримм Или Как Теперь Жить

Я так понимаю что я не первая кто плачется на просторах Инета, но кто бляеать так делает???? Это чо ваще за издевательство????? Сиди теперь жди следующего года, а если конец света, чо тада?

---

Нет как оказалось нимагу

---

Тестирования Псто

А могу ли я добавить сюда картинги,видео али еше какие чудеса?

@настроение: заинтригованное

@темы: anticitizen.diary.ru, Android-клиент

---

Мегахакер

Огого до чего техника дошла, я теперь могу все дневничочгы читать с телефона. Хехе

---

это прекрасно прекрасно

26.04.2012 в 16:11

Пишет  Benedict in love:

ПРАСТИТИ!

26.04.2012 в 14:04

Пишет  SHERLOCK_RDJ:

Эта гифка жрет мой моск!!!!!!!!!!!!!!!

---

---

Посмотрела "Мстители" я счастлива. Прекрасный Роберт Дауни мл. жжет, Халк крушить, Капитан Америка цельнометаллический не только мышцами, но и извилинами, в-общем хороший фильм для замечательного вечера

---

21.10.2011 в 21:39

Пишет  ToM~MoTh:

Don't Walk Away...
Название: Don't Walk Away
Автор: ToM~MoTh
Бета: HoneySpirit (Солнце, спасибо, что взялась побетить и настояла на выкладке в сообщество )
Пейринг: Марко/Олли
Рейтинг: NC
Жанр: АУ, hurt/comfort
Размер: миди (~6600 сл.)
От автора: написано на заявку PotF RPS Fest

Ночь. Чистая, но унылая палата. Неприятный больничный запах и звенящая тишина. Сквозь тонкие занавески в комнату заглядывали темное небо и тусклые фонари, касаясь бледной, покрытой мелкими царапинами, щеки лежащего в постели мужчины.

Марко сидел в кресле у кровати спящего Олли и вот уже полчаса не мог перестать его разглядывать. Он лежал на боку, подсунув руку под тонкую больничную подушку, и тихо посапывал во сне. Казалось, ничего не изменилось – то же мирное выражение лица, то же размеренное дыхание – он видел Олли спящим сотню раз. В автобусе – белобрысой головой на своем плече и в обнимку с гитарой; в номере отеля – усталого, завалившегося спать, не сняв даже обувь; на съемках очередного клипа – в перерыве дремлющего на стуле с медиатором и запасной струной в волосах, естественно благодаря Яри и Яске. Но сейчас все было иначе.

«Память может не восстановиться».
Эти слова лечащего врача снова и снова звучали в голове Марко. «Может не восстановиться… может не восстановиться».
Что они будут делать дальше? Что он сам будет делать без того Олли, каким он его помнил? Марко еще не говорил с ним после аварии, но надеялся, что каким-то чудесным образом ничего не помнящий Олли вдруг вспомнит его. Он не представлял, как будет смотреть ему в глаза, видя в них пустоту и отчуждение вместо привычной теплоты.
Чтобы не волновать Олли, Марко пустили, только когда он уснул, но даже просто о возможности посидеть у постели спящего пришлось долго уговаривать врача. Марко настаивал до последнего и ни за что не хотел оставлять Олли одного.
– Вы не родственник, можете придти завтра, он все равно проспит до утра, – до противного спокойно говорил врач, держа руки в карманах халата.
– Я друг, – не успокаивался Марко, нависая над невысоким, щуплым человеком.
– И? – доктор поправил на носу тонкие очки и выжидающе уставился на Марко.
– И партнер, – Сааресто решил идти до конца, хуже уже все равно не будет.
Врач, смерив его недовольным взглядом, неохотно, но сдался и пустил в палату.
– Ну, как хотите, можете спать в кресле.

Теперь Марко сидел в тишине и, едва дыша сам, прислушивался к дыханию Олли.
Он написал смс Кэпу, первому из группы в телефонном списке, что их невезучий гитарист уснул.
Несколько часов назад, сидя в коридоре со своим ноутбуком, до того, как врач разрешил ему зайти, Марко вдоль и поперек перечитал все статьи об амнезии, но то, что он узнал, его не успокоило, скорее наоборот, заставило волноваться. Были случаи, когда память не возвращалась вовсе, или когда человек вспоминал только давние события, а те, что произошли незадолго до потери памяти, так и оставались забытыми навсегда.

Они так долго шли к этому хрупкому единению, которое появилось только в последнее время. Все взгляды, шутки, прикосновения и очевидное желание с обеих сторон, все песни, посвященные Олли – все это так пока не привело к чему они оба подсознательно стремились. Марко долгие годы наблюдал за ним, но каждый раз, когда он пытался сократить разделявшее их расстояние, Олли снова ускользал. Отводил взгляд, не отвечал на вопросы и уходил гулять в одиночестве после концертов. И вот когда все начало налаживаться, когда Олли, наконец, понял, что пора перестать играть в прятки и принимать во внимание чужое мнение, этот несчастный случай снова отбросил их на много лет назад.

Зажужжал телефон, поставленный на вибровызов.
«Не волнуйся, худшее позади. Мы все верим, что с Олли всё будет в порядке».
Не успел Марко убрать телефон, как тот загудел снова. Сообщение от Яски.
«Чувак, задери его больничную хламиду повыше и заставь вспомнить все прямо сейчас. Любым способом».

Марко усмехнулся, взглянул на безмятежно спящего Олли и представил его сонные, удивленные глаза, если бы… Он не стал заканчивать эту мысль, заставляя себя прогнать из головы так часто тревожащее его видение. Распростертый под ним, жалобно постанывающий Олли, просящий о большем и подставляющий губы под жадные поцелуи Марко. Только теперь картину дополняла свободная больничная одежда и мысль о том, что во время ночного обхода дежурный мог зайти в палату, чтобы проверить самочувствие больного. Вот она слабость человеческой натуры – даже понимая, насколько в этот момент неуместны подобные мысли, Марко не мог остановиться, продолжая представлять Олли, обхватывающего его ногами за талию и прижимающегося к нему все сильнее.

И тут же сообщение от Яри.
«Не обращай на Яску внимания, это шутка. Не раскисай, друг».
«Вообще-то он не шутит, но все равно не обращай внимания. Передай Олли привет от всех нас!» – это уже от Яни.
Марко положил наконец-то затихший телефон на стол рядом со своим ноутбуком и потер виски. Ребята тоже волновались и, как могли, пытались его подбодрить, понимая, что ему сейчас тяжело, как никому из них. Он подумал, что ему было бы куда хуже, окажись он там, вместе с ними, не зная, что происходит.

Олли поежился во сне, и Марко, стараясь ступать как можно тише, подошел и поправил одеяло, укрывая плечи Олли, одетого в тонкую больничную рубашку. Блондин чуть улыбнулся во сне, и Марко осторожно, лаская, провел рукой по его расцарапанной щеке. Главное, что он жив. Все остальное в мире можно изменить.
Сев обратно в большое кресло, Марко положил голову на спинку, растворяясь в воспоминаниях.

Всего несколько дней назад все было хорошо. Взгляды Олли в последнее время становились все более смелыми. Марко столько времени наблюдал за ним, останавливаясь взглядом на губах гитариста, не имея смелости коснуться их своими, ловил взгляд голубых глаз и видел, как Олли отворачивается. А за день до последнего концерта, после саундчека, когда Марко спускался со сцены, Олли ждал его, словно хотел что-то сказать. Он стоял так близко, переминаясь с ноги на ногу и засунув руки в карманы, но, как всегда, такой решительный на сцене, вне ее Марко не всегда чувствовал ту же уверенность, особенно, когда дело касалось Олли.
Тогда за сценой Марко был готов схватить его за плечи, впечатать его спиной в стену, запустить руку к нему в штаны, поглаживая набухающий член, и держать Олли, пока он не перестанет сопротивляться. Но, словно почувствовав смятение и решимость, идущую от Марко, Олли извинился и, так и не сказав то, что хотел, поспешил за Яни и Кэпом, только что свернувшими за угол.

Спящий Олли, потирая заклеенный пластырем лоб, перевернулся на другой бок и, обняв подушку, продолжил мирно сопеть. Вздохнув, Марко закрыл глаза, стараясь не думать о том, что завтрашнее утро наверняка будет как никогда тяжелым.

***

Олли проснулся от дневного света, по всем правилам невезучести направленного именно в лицо. Во рту было по-утреннему противно, шрам под пластырем чесался, и настроение с самого начала не задалось.
Олли открыл глаза, и первым, что он увидел, был спящий в кресле небритый мужчина. Это, мягко говоря, было неожиданно, после того, как весь вчерашний день Олли провел в одиночестве, если не считать то и дело снующих туда-сюда врачей, пичкающих таблетками и задающих массу вопросов о том, что он помнит и чего не помнит. Олли в ответ тоже задавал вопросы, едва ли не больше, чем сами врачи, потому что он не помнил о себе ничего. Родственники? Друзья? Где работает? Оказалось, что и родственники и друзья у него есть, и ко всему прочему он известный рок-музыкант. Это было странно, хотя, поразмыслив, Олли понял, что не смог бы представить себя каким-нибудь бухгалтером или рабочим на заводе, а вот профессия музыканта подсознательно ощущалась чем-то правильным и подходящим.
Олли сел на кровати и, поправляя съехавшую с плеча рубашку, продолжил разглядывать незнакомца, пытаясь понять, кто же он.

«Высокий, и не похож, значит не родственник. Друг?»

Олли нахмурился и прикусил щеку, размышляя.

«Возможно, кто еще бы стал спать у кровати».

Он посмотрел на свои руки, отмечая про себя отсутствие обручального кольца, и снова перевел взгляд на взъерошенного блондина в кресле.

«Любовник?»

Олли ощупал глазами сильные руки, грудь под черной футболкой, опустился к узким джинсам, туго обтягивающим утреннюю эрекцию, и почувствовал, что смущается. Фантазия, как всегда не вовремя, пришла на помощь и нарисовала перед глазами картинку, на которой Олли сидел верхом на коленях незнакомца и терся ноющим членом о его живот.
Тряхнув головой, Олли попытался забыть непрошеное видение и повыше натянул одеяло.

«Чертова амнезия, вот так раз – и сиди-размышляй, натурал ты или нет».

***

Сквозь утреннюю дремоту Марко чувствовал, что спина жутко затекла. И что на него пристально смотрят… Он открыл глаза, вытирая струйку слюны в уголке рта, и встретился взглядом с Олли, настороженно его осматривающего.

– Привет, – сонно протянул он, стараясь чтобы это действительно звучало «приветливо».
Олли молчал, просто продолжал смотреть. Марко вздохнул и попытался сесть удобнее, старательно не придавая значения тесноте в узких джинсах. То, чего он так боялся, все-таки произошло. Олли его не узнавал, он хмурился и кусал губу, поглощенный своими мыслями.
– Я Марко Сааресто. Мы - друзья. Врач сказал, что ты все вспомнишь со временем, - соврал Марко, причем пытаясь понять, что было большей ложью – то, что Олли для него просто друг или то, что врач обещал полное выздоровление.
– А мне сказал, что могу и не вспомнить, – спокойно ответил Олли так, словно он не может вспомнить прошлый вечер на утро после того, как перебрал, а не почти всю свою жизнь.

Марко заставил себя отвести взгляд от ключицы, выглядывающей из широкого ворота больничной робы – еще не хватало, чтобы Олли с первого мгновения их повторного знакомства увидел на лице Марко все его бурные эмоции при виде своего гитариста.
– Тебе принести чего-нибудь? Ты хочешь есть? – спросил он, поднимаясь с кресла.
– Пить, – Олли пару раз кивнул и облизнул губы.
Выскользнув в коридор, Марко направился к автомату с напитками.

Когда он вернулся обратно в палату, Олли босиком стоял у окна и выглядывал на улицу, провожая взглядом проезжающие машины.
– Вот, держи. – Марко открыл бутылку и отдал ее Олли. – И не стой босиком – простудишься.
Гитарист сел на кровать, набрасывая на колени одеяло.

Было странно ощущать, что перед ним тот же самый Олли, хмурящий брови, постоянно в задумчивости сжимающий и кусающий губы, усиленно кивающий, когда с чем-то согласен. Он был таким сонным и родным, и в то же время он не помнил ничего о том, что их связывало, и наверняка ощущал Марко чужим для себя человеком. Больше всего хотелось подойти, просто сесть рядом, обнять одной рукой за плечи, чуть прижимая к себе, и увидеть притворно возмущенный взгляд и сдерживаемую улыбку. Но нынешний Олли отреагировал бы совсем по-другому. Марко представил несколько вариантов: от крепких слов на финском или английском до вполне вероятного удара по затылку. Олли, конечно, далеко не боец в тяжелом весе, но злить его не хотелось. Он явно не слишком-то был расположен к разговору, и Марко решил, что лучше оставить его одного.

– Я съезжу к тебе домой за кое-какими вещами, которые тебе могут понадобиться.
Олли безучастно смотрел в серое небо за окном и покачивал не достающей до пола босой ногой.
Марко огляделся и замер от внезапно пришедшей мысли. Он сел и начал копаться в своем ноутбуке, у него появилась отличная идея, чем занять Олли в свое отсутствие.

– Вот, – найдя то, что искал, он поставил перед Олли свой ноутбук и сел рядом, невзначай касаясь его колена своим. – Посмотри это. Тут наши фото, видео с концертов и клипы.
Он включил видео, где они исполняли «Fire».
– Смотри, вот я, – Марко для наглядности тыкал пальцем в экран. – Этот улыбающийся парень – наш басист Яни, за барабанами Яри. Этот большой – Яска, а там за клавишными – Кэп. Эти оболтусы просили передать тебе привет, они жутко волнуются. А вот и ты.
Олли, широко открыв глаза, следил за происходящим на экране, а когда увидел себя – отпрянул и провел рукой по волосам.
– Да, раньше у тебя были длинные волосы, – улыбнулся Марко, наблюдая за реакцией Олли.

Он жадно вглядывался в каждую деталь, словно запоминал или пытался что-то понять. Рассматривал незнакомых ему людей, шепотом повторяя их имена, чтобы не забыть, а когда на экране появлялся он сам, глаза Олли, расширенные, перебегали с искаженного гримасой напряжения и восторга лица на гитару в руках. Полностью поглощенный происходящим на экране он, казалось, не замечал, что пальцы его левой руки двигаются, словно зажимая невидимые струны. Увидев это, Марко закрыл глаза и почувствовал, как на его губах появляется довольная улыбка.
«Вот он, мой Олли».
– Я классно играю, – медленно произнес он.
Марко вздохнул и, не сдержавшись, обнял его одной рукой за плечи, легко прижимая к себе.
– Ты даже не представляешь насколько.
Олли смутился и попытался отстраниться. Марко понял, что немного поспешил с проявлениями чувств, и надо дать Олли возможность привыкнуть к нему.
Он направился к двери, у самого выхода оглядываясь и бросая взгляд на словно загипнотизированного друга.
– Ну, я пошел, – и, не дождавшись ответа, закрыл за собой дверь, не услышав, как Олли тихо напевал мелодию играющей песни.

Олли смотрел видео одно за другим. Ему нравилась уверенность, появляющаяся на его собственном лице, когда в руках была гитара. Нравилось, как он подходил во время выступления к Яске или Яни, как они обменивались дружескими улыбками. Его взгляд то и дело останавливался на Марко – уверенном в себе и непохожем на того растерянного и чересчур внимательного человека, который спал утром на кресле рядом с кроватью Олли. В видео он носился по сцене, улыбался и подмигивал в камеру, самозабвенно закрывал глаза, пропевая высокие ноты, и то и дело собственнически смотрел на Олли, словно тот был желанной добычей. Он подходил совсем близко, касался его, иногда даже обнимал.

И от Олли не могли укрыться собственные взгляды, которые он бросал на Марко. Тот, пока еще чужой, Олли с экрана счастливо улыбался, глядя на вокалиста. Подавался навстречу, когда Марко его обнимал. Следил за ним глазами в перерывах между песнями.
Странно было наблюдать за самим собой, пытаться отгадать собственное отношение к другому человеку, понять, что тебя с ним связывало, примерить на себя свою же собственную реакцию на действия Марко, и решить, что ты при этом чувствуешь.
Отношения Марко и того Олли из видео были близкими, на первый взгляд даже слишком близкими для «просто друзей».
Олли был склонен полагаться на собственное мнение.

«А на кого еще полагаться, если ты остался один».

Весь вчерашний день он провел с одной мыслью: одиночество сводит с ума, ему физически нужен был человек, которому можно было бы довериться.
Если когда-то он был настолько близок с Марко, значит и теперь он мог ему доверять. Олли мысленно согласился со своими выводами, но как же это было трудно - не узнав по-настоящему человека, считать его своим другом.

Последним добавленным видео было выступление на фестивале во Львове, который, судя по дате, прошел 4 дня назад. Марко с подведенными глазами выпендривался на сцене: то и дело задирал футболку, показывая верещащим поклонникам живот, а в одном из номеров, ухмыляясь, засунул руку в штаны. Олли с опозданием понял, что уже какое-то время сидит, приоткрыв рот от удивления.

Одно из видео называлось «Late goodbye». Олли сразу понравилась эта песня. Было в ней что-то личное. Что-то вызывающее странные образы в голове, спутанные и неясные, но заставляющие испытывать какое-то нервное возбуждение.
Олли дернулся, когда на видео Марко позвал экранного Олли по имени и пошел к нему, а Олли с гитарой двинулся ему навстречу. То, что произошло дальше, заставило его нахмуриться – Марко схватил за рычаг на гитаре и весьма двусмысленным образом подергал его, запрокидывая голову, словно в экстазе. Олли с гитарой был явно не против и выгнулся навстречу, открывая рот в немом стоне, как будто получал удовольствие от этой маленькой игры.
И, черт возьми, это выглядело невероятно возбуждающим. Легкая дрожь прошла по телу, и Олли облизнул пересохшие губы, продолжая внимательно следить за происходящим. В завершение, Марко, высунув язык, передразнил Олли, исполняющего соло и, развернувшись к нему спиной, похлопал себя по заднице, не сводя с него глаз.

Озадаченный такими действиями Олли набрал в поиске «Late goodbye» и стал просматривать одно видео за другим. Каждый раз одно и то же. Олли на сцене сам подходил к Марко и подставлял рычаг гитары. Марко в свою очередь иногда поворачивался к Олли задницей, словно ожидал, что он шлепнет его, обнимал Олли за шею, прижимаясь к его спине и кладя подбородок ему на плечо. Опускался на корточки и, смотря прямо на него, медленно подносил к приоткрытым губам бутылку с водой. Остальные ребята этому не удивлялись, словно не обращали внимания на такие проявления чувств, как будто для всех них это было чем-то привычным.

Одно и то же каждый раз, пока Олли не дошел до одного необычного видео.
На концерте в Индии Олли подошел к Марко и неожиданно коснулся лицом его протянутой руки, и Марко не отдернул руку. В этом моменте чувствовалось что-то странное, не такое, как всегда.

«Индия».

Почему-то это слово вызывало смешанные чувства, словно отголоски давних эмоций, отзывающихся теплом в груди, словно там, в Индии, вне сцены произошло что-то необычное, но Олли не мог вспомнить что именно.

Голова разболелась, и он прикрыл глаза, пытаясь разглядеть мелькающие в голове картинки, яркие образы, казалось даже, что он чувствует сладкий привкус во рту и какие-то едва уловимые запахи.

Послышался звук открываемой двери.
– Я думала он вообще из вашей палаты не выйдет.
– Что, простите?
Олли поднял глаза на девушку, зашедшую в палату с подносом с едой, водой и лекарствами.
– Ваш партнер. Марко, да? – с улыбкой пояснила медсестра, поставив поднос на стол. – Я думала, он будет сидеть у вашей постели день и ночь. Вы бы слышали, как он просил врача разрешить посидеть с вами ночью. Девушка мечтательно вздохнула и поправила халат.
– Таблетки примете сразу после еды, я заберу посуду позже.
Она развернулась и направилась к выходу.

«Партнер».

Олли хотелось бы поверить, что он ослышался, и то, что утром он только предполагал, не оказалось правдой. Но ведь Марко не стал бы говорить этого просто так, значит они действительно… вместе.
Дойдя до двери, медсестра обернулась и подмигнула ошарашенному Олли.
– Вам очень повезло с ним.
Когда дверь за ней тихо закрылась, Олли закрыл крышку ноутбука и откинулся на подушку, закрывая глаза.

«Слишком много впечатлений за один день».

***

Марко повернул ключ в замке и вошел в квартиру Олли. Теперь она была только его, с женой они развелись пару месяцев назад, но в последний раз, когда Марко тут был, о ее многолетнем присутствии уже ничего не напоминало. Свои вещи она забрала, а все остальное, связанное с ней, Олли убрал по шкафам. Марко думал, что его лучший друг будет переживать, но тот перенес все относительно спокойно и предпочитал не говорить о прошлом. Естественно, Марко надеялся, что это станет началом чего-то нового для них, что теперь Олли позволит себе быть честным с самим собой.

Раньше он не так часто бывал в квартире Олли, пока тот был женат – нет, это была не ревность, скорее тоска от того, что это его вещи должны быть раскиданы по всей квартире, его кеды должны валяться перевернутыми перед дверью, его часы и браслеты лежать на прикроватной тумбочке.

Марко заглянул в шкаф и шумно втянул воздух, наслаждаясь запахом Олли, собирая нужные вещи и кидая их на кровать. Он решил взять побольше, не зная, что приглянется нынешнему Олли. Оглянувшись на кучу собранной одежды, Марко полез под кровать в поисках сумки, куда это все можно было бы положить. Кроме сумки там обнаружилась пара носков, слой пыли и стопка музыкальных журналов… В которой при ближайшем рассмотрении совершенно случайно был замечен журнал с обнаженным по пояс мужчиной на обложке. Точнее он был изображен по пояс, а то, что ниже осталось за кадром. Брови Марко поползли вверх.

«Осталось только, открыть ящик тумбочки и под носовыми платками найти смазку или крем для рук, а то и что поинтереснее».

Марко усмехнулся.
– Как всегда полон сюрпризов, – пробормотал он, поправляя ставшие тесными джинсы.
Воображение изобразило Олли, лежащего на кровати, с приспущенными штанами, и разглядывающего журнал. Он, сладко постанывая, ласкал себя и периодически оглядывался на стоящую на тумбочке рамку с их с Марко фотографией. Почувствовав приближение оргазма, Олли швырнул журнал на пол, второй рукой поглаживая сжавшуюся мошонку, раздвинул ноги шире и выплеснулся себе на живот, со стоном выкрикивая имя:
– Марррко…

За окном начало темнеть.
Марко поспешно засобирался, складывая одежду и еще кое-какие вещи в сумку Олли, понимая, что если позволит себе еще подумать об самоудовлетворяющемся Олли, то ляжет на кровать и сам начнет дрочить, уткнувшись лицом в его подушку.

Марко вернулся уже поздно вечером. Врач лишь недовольно покачал головой, но ничего не сказал, пропуская его в палату. Олли сидел на кровати и разглядывал свои руки, а услышав приближающиеся шаги, обернулся и посмотрел на Марко, быстро отводя взгляд и стараясь не встречаться с ним глазами. Марко знал это выражение лица, у прежнего Олли оно означало, что он что-то хочет спросить, но по каким-то, только ему известным причинам, не может или не хочет этого делать. Причем спрашивать, что же случилось, было бесполезно, он все равно будет упрямо молчать, пока сам не решится на разговор.
Марко поставил сумку на кровать рядом с Олли и начал вытаскивать принесенные вещи.
– Твой плеер и наушники. Я подумал, что вдруг тебе захочется… – Марко замялся. – Ну, раньше ты любил слушать музыку.
Олли задумчиво кивнул и покраснел, когда вслед за плеером Марко достал его нижнее белье.
– Олли, перестань, мы столько лет знакомы, – как можно более небрежно сказал Марко, складывая одежду в тумбочку у кровати и скорее захлопывая дверцу.

– Я посмотрел, – он вздохнул.
– Но ты ничего не вспомнил, – Марко тут же пожалел о том, что так сказал.
Олли, похоже, не обиделся. Он выглядел уставшим, изредка зевал и потирал шею.

«Столько впечатлений за один день. Неудивительно».

Марко подошел к окну, покрытому каплями дождя, и задернул занавески.
– Поговорим завтра. Ложись.
– А ты? Будешь спать в кресле?
– Я уже привык. Скажешь, если тебе что-то понадобится. – Марко сел в кресло, наблюдая, как Олли распутывает шнур наушников, со своим обычным сосредоточенным выражением лица, и включает плеер.
– Спасибо…

Олли одну за другой слушая их песни. Тексты переплетались с обрывками мыслей в его голове, складываясь в картину окружающего его нового мира. Еще вчера вечером, когда он ложился спать в пустой палате, Олли чувствовал безумное одиночество. Нет знакомых, нет родных, вокруг безликие люди в белых халатах, слишком участливые и вместе с тем отрешенные, стоит ему отвернуться. Но утром все изменилось: в жизни появился один человек, но он мог заменить целый мир, потому что ему, в отличие от остальных, было не все равно.

You know, you're not alone, don't be alarmed
I'll find you no matter where you are

Олли хотел бы знать, чем он заслужил такое отношение к себе. Марко все утро и вечером когда вернулся молча смотрел на него, но смотрел так, словно Олли значил для него слишком много, чтобы выразить это словами.

My worth is the look in your eyes
My prize the smile playing tricks on your lips and I wonder again
Do you ever dream of the world like I do

Важнее всего для него было то, что Олли остался в живых после аварии, и всем своим видом Марко показывал, что он готов и дальше быть рядом и поддерживать его, не смотря на то, что прежний Олли возможно навсегда останется только в его памяти.

Don’t mourn what is gone, greet the dawn
N' I will be standing by your side
Together we'll face the turning tide

Слова песен словно рассказывали историю. Историю о безнадежно влюбленном человеке, вспоминающем былые дни, ценящем то хрупкое настоящее, что у него есть, мечтающем о будущем и понимающем, что это самое будущее может оказаться не таким светлым, каким бы он хотел его видеть.

It feels like forsaking the dawn,
We awaken and still we don't see
I am still secretly grateful
You're living this moment with me

И не нужно было долго думать, чтобы понять к кому были обращены все эти слова.

So breathe your life in my shades of grey
Or kill the lights and we'll fade away

Чувства Марко были очевидны, и Олли мог только пытаться представить, насколько ему сейчас было тяжело.

Like my love, kissing me goodbye
Rewind, I wanna go it again

Сам он просто забыл и мог надеяться на то, что когда-нибудь все вспомнит. Он заново узнавал Марко, заново открывал в себе ощущение, что может доверять этому человеку. А вот он видел перед собой другого человека. Кто знает, как тот, прежний Олли вел себя с ним все сцены.
Олли вспомнил слова медсестры. Он перевел взгляд на Марко, понимая, что второй раз за день пытается представить себя в его объятиях, представить каковы на вкус его губы, как он стонет от наслаждения и как реагирует на прикосновения и ласки.

I feel your touch light up a wild desire
Borne on my ache to take us ever higher.

В полутьме Олли видел, что Марко наконец-то, насколько это было вообще возможно, удобно устроился в кресле, закинув ноги на подлокотник и, сложив руки на мерно поднимающейся и опускающейся груди, судя по всему, уснул.

I won't cry for my solitude, lay my head and dream of you
And hope that you'll come knocking on my door
And maybe tomorrow is a better day
I know tomorrow is a better day

Удивительно, как один человек может наполнить мир смыслом. Олли видел, что он и был смыслом для Марко. Смыслом, вдохновением, тем, что наполняло его «Карнавал» красками.

'Cos without your love my life
Ain't nothing but this carnival of rust

Олли выключил и отложил плеер, удобнее устраиваясь под одеялом. Марко тихо посапывал, а в голове закрывшего глаза и расслабившегося Олли продолжала эхом звучать одна и та же фраза.

Don't walk away, don't walk away...

***

Потянувшись, Марко посмотрел на часы. Почти десять утра – пора было вставать, удивительно, что он не слышал как утром заходил врач. Олли спал на спине, приоткрыв рот и высунув ногу из-под одеяла. Марко встал и подошел к окну. Раздвинув шторы, он выглянул на улицу: удивительно ясное, солнечное утро. Приоткрыв форточку, Марко повернулся к Олли и присел у кровати на корточки.
– Просыпайся, соня… - сказал он тихо.
Олли почесал нос и что-то промычал, медленно открывая глаза. Когда его взгляд остановился на Марко, он чуть заметно улыбнулся и обнял подушку.
Дверь с грохотом распахнулась, заставив Олли подскочить на кровати, нервно озираясь по сторонам.
В палату заглянул розовощекий Яска, а у него под мышкой тут же появилось лицо Яри.
– Мы вовремя или как всегда? – поинтересовался невысокий барабанщик, проталкивая Яску внутрь. За ними вошел Яни, с улыбкой глядя на лежащего в постели Олли.
– Смотрите, как наш Guitar Hero отощал!
– Ничего, Сааресто о нем позаботится, – хохотнул Яска. – Олли еще пощады будет просить.
Марко посмотрел на него исподлобья, пытаясь невербально донести, как некстати он решил пошутить.
– Все-все, друг, молчу, – прошептал их второй гитарист, подняв руки в примирительном жесте, и направился помогать Яри, тащившему полный пакет продуктов к кровати.
– Олли, смотри, сколько всего мы тебе принесли, - Яска вытаскивал фрукты из пакета, складывая на столик перед Олли. – Апельсины, бананы, да-да, это от меня лично. Булки тут вот…
Яска невозмутимо схватил Яри за задницу, заставляя его удивленно ойкнуть и покраснеть.
Марко обвел друзей взглядом, замечая отсутствие одного из них.
– А где Кэп?
– Наш контрабандист пошел обходным путем. – Ответил Яска, словно с трудом отводя взгляд от улыбающегося Яри.
Олли, посмотрев на них, заметно покраснел и сосредоточился на удивленном лице Марко, который явно не понял ответа.
– Что он собрался сюда пронести?
– Ничего такого, не надейся.
Яри, чья рука лежала на талии Яски, довольно хмыкнул.
– Вы еще не видели фотки с последнего концерта? – Улыбался Яни, смотря на Олли и Марко. - Посмотрите! Марко, твои маневры рукой в трусах вызвали бурные эмоции у фанатов.
– Причем не только позитивные, – заметил Яска. – Наш суровый продюсер крайне недоволен.
– Да ни хрена подобного, хоть в чужие трусы руку засовывай, главное пой при этом. – В палату зашел Кэп, пытаясь спрятать за спиной гитару, и подойдя к Олли, с улыбкой протянул ее ему.

За эти пару дней, что он провел в больнице после аварии, на лице Олли еще ни разу не появлялось выражение такого счастья. Все наблюдали, как Олли осторожно положил инструмент на колени, прижал к себе и провел рукой по грифу, отчего струны издали скрипящий звук, заставивший его улыбнуться. Марко кусал губы и заворожено смотрел, как Олли, наклоняя голову, словно прислушиваясь, взял несколько аккордов.

– Ладно, парни, мы зайдем завтра. – Кэп потащил всех к выходу, улыбнувшись и кивнув благодарно посмотревшему на него Марко.

Олли перебирал струны, а Марко любовался им, таким привычным, сосредоточенным. Механическая память дала о себе знать - Олли напряженно смотрел в одну точку на покрывале, в то время как его пальцы, как всегда безукоризненно, наигрывали мотив «Dreaming wide awake». Марко медленно подошел, сел на пол у самой кровати Олли, опираясь на нее локтями, и тихо запел:
- Like I'm raising up to moon
You give me more when I have none
Cause I'm afraid I will be left here without you
I'll dream you, I'll dream you, I'll dream you wide awake.

– Вы там с ума посходили? Два часа ночи!
В стенку явно что-то ударилось и с грохотом упало на пол. Марко с хрюком уткнулся лицом в сложенные на кровати руки. Олли, хихикая, отложил гитару и подвинулся, кивком указывая на освободившееся место. Не заставив себя долго уговаривать, Марко, скинув ботинки, залез на кровать, устраиваясь удобнее и шутливо толкая Олли задом, на что тот в ответ начал делать то же самое, не желая сидеть на самом краю.

Когда Марко, наконец, уселся, Олли повернулся к нему и, сцепив пальцы на одеяле, прошептал:
– Расскажи мне.
– Что именно? - Марко удивленно посмотрел на друга.
– Что угодно. Расскажи все, что вспомнишь. Обо мне. О нас.
– Ночи не хватит. – Он, улыбнувшись, поймал упрямый взгляд Олли. – Ну, хорошо.
Марко погрузился в воспоминания. Он рассказал, как они познакомились, как Олли вдохновлял его своим энтузиазмом и музыкой, которую писал, казалось, с такой легкостью. Как они сочинили свою первую совместную песню, сидя под дверью у Марко в три часа ночи, дожидаясь, что утром приедут его родители, потому что запасные ключи он забыл.
Олли молчал, о чем-то размышляя.
Марко рассказал, как они в первый раз вышли вместе на сцену, как они нервничали и как были счастливы, когда публика приняла их на удивление хорошо. Как они сняли свой первый клип, сколько дублей испортили, и как Яска на съемках «Lift» возмущался, что у него «мало экранного времени». Как поехали с концертом в другую страну, а у Марко сел голос и ко всему прочему на обед им тогда дали рыбу.

– Ты же не любишь рыбу, - тихо засмеялся Олли.
Марко замер, вглядываясь в лицо все еще хмыкающего и вытирающего влажные от смеха глаза Олли.
– Ты помнишь об этом?
Он поднял на Марко внезапно посерьезневшие глаза и кивнул.
– Да, ты говорил… – Олли словно что-то вспоминал. – Ты не любишь запах рыбы.

Они замолчали. Олли хмурился, но Марко понимал – это пусть маленькая, но победа, он что-то начал вспоминать, и возможно когда-нибудь вспомнит и все остальное.

– Сегодня приходила медсестра, – внезапно начал Олли, задумчиво потирая затылок.
– И?
Он молчал. Избегая смотреть Марко в глаза, Олли снова и снова задумчиво собирал покрывало в складку на своем колене и разглаживал ее.
– Ты сказал врачу, что ты мой…
Марко чуть отодвинулся, понимая, к чему клонил Олли.
– Он не хотел меня пускать в качестве друга, так что пришлось выкручиваться. Как видишь, помогло, – он попытался улыбнуться, глядя, как Олли понимающе кивает.
– Так значит мы не…
– Нет, – Марко сам удивился, как категорично это прозвучало. Олли опустил голову, в очередной раз погружаясь в свои мысли.

– А что произошло в Индии?
Брови Марко поползли вверх.
– Ты о чем? – осторожно спросил он.
Олли опустил глаза, похоже, не зная, как задать мучивший его вопрос.
– Ну, было в Индии что-то необычное?
– Необычнее странных индусов и самодельных фейерверков, летящих чуть ли не в тебя?
Олли смотрел Марко в глаза, упрямо ожидая ответа.
– Ты уверен, что об этом стоит говорить сейчас?
Олли кивнул, не дослушав фразу до конца.

Марко долго молчал, понимая, что Олли будет сложно это услышать.
– Ты поцеловал меня. В первый и единственный раз за все время нашего знакомства, – выпалил он, чувствуя, что еще немного, и он никогда этого не скажет.
Олли, не моргая, смотрел на него, переводя взгляд с глаз на губы Марко.
– Почему? Почему тогда и почему только раз? – допытывался он.
– Я не знаю, после мы не вспоминали об этом случае. Ты не хотел.

Марко поднялся, собираясь вернуться в кресло, но Олли сжал его запястье.
– Можешь спать здесь, – он указал взглядом на свободное место на кровати.
Марко прикинул, что если он на это согласится, то либо кто-то из них проснется утром на полу, либо они проснутся, обнявшись. Он с тоской посмотрел на кресло, ощущая, что перспектива провести третью ночь подряд в неудобном положении его совсем не радует. Вздохнув, Марко снял с рук часы и браслеты и осторожно опустился на кровать, глядя на застывшее взволнованное выражение на лице Олли. Марко старался как можно меньше касаться его и, положив голову на свою согнутую руку, закрыл глаза, наслаждаясь теплом, идущим от лежащего рядом Олли.

***

Олли становился все более уверенным в себе. Шутил с ребятами, когда они приходили его проведать. Днем играл на гитаре, которую у него так и не посмели отобрать, а ночью засыпал под боком у Марко, прижимаясь спиной к его животу, заставляя его краснеть и благодарить темноту за то, что Олли не может этого увидеть.

Он пробыл в больнице полторы недели, и каждый день Марко старался быть рядом, рассказывать ему как можно больше, напоминать обо всем, что имело значение. И с каждым днем он все больше видел в Олли того самого человека, с которым провел бок о бок столько лет своей жизни.
Олли действительно многое вспоминал: обрывки фраз, разговоров, случаи из жизни и места, где он бывал, и Марко все реже чувствовал, что перед ним не тот прежний Олли. Они почти вернулись к тому, на чем все закончилось. Марко пытался не торопить его, но сдерживаться становилось все сложнее. Олли часто пристально смотрел на него, подолгу задерживая взгляд на его губах и руках, но дальше этого не заходило, если не учитывать слишком явных провокаций. Он чаще обычного облизывал губы, долго переодевался при Марко, заставляя его краснеть и отворачиваться, с наслаждением потягивался или, словно специально, что-то ронял, чтобы потом наклониться и поднять.
Несколько дней такой пытки и Марко был готов на все, лишь бы это либо прекратилось, либо его наглый провокатор поплатился за свои издевательства.
Когда терпение Марко начало подходить к концу, лечащий врач, наконец, сказал, что Олли может отправляться домой, только каждую неделю приезжать на обследование.

У Олли загорелись глаза, он нетерпеливо собрал сумку со своими вещами и устремился на улицу к машине едва поспевающего за ним Марко.
Всю дорогу он улыбался, как ребенок, крутил головой, стараясь рассмотреть дорогу, залитую летним северным солнцем, с обеих сторон, тыкая пальцем в окно, указывая на те места, которые он «кажется» узнавал. Марко не мог не радоваться тому, что с Олли снова все в порядке, но теперь возникал вопрос: что же дальше.

Олли зашел в комнату, оглядываясь, и первое, что бросилось ему в глаза - были фотографии в рамках. Они вдвоем с Марко летом за городом. Втроем с Кэпом на пляже, но Кэп немного отдельно от них, в сторонке, а Марко с улыбкой соблазнителя по-хозяйски прижимает Олли к себе. С Яской в гримерке - Яска стоит позади них, обнимая обоих, а Олли положил подбородок на плечо Марко, который нежно смотрит на его лицо.
– Ну, я пойду, – раздалось в тишине, а затем - скрип двери и щелчок замка.
Олли вдруг понял, что помнит момент запечатленный на фотографии. Помнит, что сказал Марко после этого. Он словно вновь услышал его шепот, прямо над ухом, и увидел, как в первый раз, самую родную и любящую улыбку.

«Мир сошел с ума, но у меня есть ты».

Олли оглянулся и понял, что Марко ушел. Наспех криво поставив рамку обратно на стол, Олли бросился догонять того, кого больше не хотел отпускать.

***

Марко услышал топот и обернулся, увидев, как Олли выскочил на крыльцо без обуви и подбежал к нему, засовывая руки в карманы в своем обычном неуверенном жесте.
– Может, останешься? Я не хочу быть один.

Марко нахмурился и порывисто прижал к себе Олли, обнимая и тяжело выдыхая.
– Пойдем.
Он повел Олли обратно в его квартиру. Закрыв за собой дверь, Марко прижался к ней спиной и закрыл глаза, чувствуя, как земля вертится с бешеной скоростью и уходит из-под ног. Олли стоял рядом, но стоило Марко отстраниться от двери и снять ботинки, как он подался вперед, обхватывая Марко за шею.
– Пошли в спальню, - прошептал он, пятясь по коридору в сторону своей комнаты.
Марко шел за ним следом, не отрывая взгляда от голубых глаз, не решаясь на более серьезные действия.
Зайдя в комнату, Олли вдруг замер, разглядывая Марко, а затем, прикрыв глаза, порывисто приник к его губам своими, лаская их языком, точь-в-точь как тогда в Индии, хаотично гладя Марко по плечам, шее и выгибаясь всем телом в его руках.
Марко жадно отвечал на поцелуи, опускаясь руками вдоль спины, чувствуя, как от его прикосновений по телу Олли пробегает легкая дрожь. Накрыв ладонями и сжимая его упругую задницу, Марко хрипло засмеялся, слыша бессвязное бормотание и негромкие стоны Олли, пытающегося поймать губами мочку его уха.
Чуть отстранившись, Олли, тяжело дыша, начал расстегивать свою рубашку. Марко сел на кровать, разглядывая каждый новым кусочек открытой кожи, появляющийся в распахнутом вороте. Схватив Олли за ремень брюк, Марко притянул к себе, помогая снять рубашку и покрывая легкими поцелуями его живот и грудь. Медленно облизнув большой и указательный пальцы, Марко зажал между ними сосок Олли, продолжая исследовать языком ямку пупка.

Олли залез к Марко на колени, тесно прижавшись пахом, и стащил с него футболку, бросив ее на кровать рядом. На секунду задумавшись, а потом, словно проверяя догадку, Олли полез в тумбу у кровати и достал из ящика тюбик со смазкой.
Марко не смог сдержать смех, заставляя Олли смущенно пробормотать.
– Что не так?
– Я знал… – Забирая у него рук смазку, положил ее рядом, и, мягко целуя, обнял подрагивающего от возбуждения Олли.
– Откуда?
– Парень под кроватью рассказал…
Олли нахмурился, недоверчиво оглядывая Марко, а потом перегнулся через кровать, заглядывая под нее. Несколько мгновений Марко имел удовольствие рассматривать напрягшуюся задницу Олли, пока его голова болталась над полом, а руки копошились под кроватью, перебирая журналы. Потом Олли замер и выпрямился, краснея и открывая и закрывая рот от удивления.
Марко засмеялся, прижимая его к себе и опрокидывая на кровать, осторожно ложась сверху.

Олли улыбнулся, проводя по затылку Марко, неуверенно притягивая ближе.
– Еще не поздно остановиться.
Марко внимательно смотрел на Олли, ожидая его реакции, давая ему возможность решить, чего он хочет.
– Нет, – шепнул Олли ему на ухо.

Марко все это время даже не представлял, что все будет именно так, как в его самых безумных мечтах. Олли страстно стонал и изгибался в его руках, требуя большего.
Когда Марко, сняв с него джинсы и белье, обхватил его член губами, вскрик, наверняка, слышали все соседи. Олли вцепился в его волосы, дергая бедрами.
Резко отстранившись, Марко посмотрел в полуприкрытые глаза.
– Будешь слишком нетерпеливым – свяжу.
Олли протяжно застонал, то ли впечатленный идеей, то ли недовольный, что некоторые части его тела, обделили таким желанным сейчас вниманием.
Марко продолжил начатое, наслаждаясь громкими хриплыми вздохами, и тем, как Олли судорожно цеплялся своими тонкими пальцами за покрывало.
Медленно выпустив изо рта влажный от слюны член, Марко легко подул на него, заставляя Олли вздрогнуть от прикосновения прохладного воздуха к разгоряченной плоти.

Взяв смазку и выдавив немного на пальцы, Марко посмотрел на Олли. Он судорожно кивнул, шире раздвигая ноги и смотря Марко в глаза. От проникновения первого пальца мышцы резко сжались, Марко наклонился, обводя кончиком языка головку, и снова глубоко вобрал в себя подрагивающий член, углубляясь в расслабляющееся отверстие двумя пальцами. Олли дернулся, пытаясь отстраниться, но Марко прижал его бедра локтем, опираясь на него своим весом, продолжая поглаживать Олли изнутри.
Собственный член в узких джинсах разрывался от напряжения, и Марко расстегнул молнию, стягивая с себя джинсы вместе с трусами. Он прижался к обнаженному телу Олли, потираясь об него и вылизывая приоткрытый рот, продолжая трахать его пальцами, растягивая все сильнее.
Ощущая, что Олли скоро кончит, Марко осторожно перевернул его на живот и подсунул под него руку, заставляя прогнуться. Олли покорно приподнял задницу и застонал в предвкушении, глядя на Марко через плечо.

Одним медленным движением заполнив его, Марко остановился, ощущая, что слишком близок к оргазму, но Олли нетерпеливо двинул бедрами вперед, а затем снова назад, сильнее насаживаясь на его пульсирующий член. Марко продолжил двигаться, подчиняясь стонущему одно и то же слово Олли:
«Еще!»
Облизав ладонь и обхватив член Олли, Марко сделал всего несколько рваных, неритмичных движений и оба кончили: Марко в сжимающееся отверстие Олли, а сам Олли - пачкая спермой покрывало.

– Вышло не очень романтично… и не очень долго, – усмехнулся Марко, разглядывая все еще тяжело дышащего Олли.
– К черту, – выдохнул он. – У нас есть время потренироваться.
Марко засмеялся, убирая с его лба, прилипшие волосы и погладил по щеке.
– Ты вспомнил?
Олли повернулся, смотря на Марко затуманенными от пережитого удовольствия глазами, и приподнял брови.
– Еще не все.
И прибавил шепотом:
– Но полюбил тебя заново.

Марко обнял его за плечи и, едва касаясь, погладил по расслабленной спине.

Олли тихо хмыкнул и с наглым выражением лица звонко шлепнул Марко по заднице. Ойкнув и широко распахнув глаза, Марко уставился на смеющегося Олли.
– Эй, а это за что?
– За то, что дразнил меня на сцене во Львове, – Олли хитро ухмыльнулся и передразнил кривляющегося и шлепающего себя по заду Марко.

Самая долгожданная мечта исполнилась.
Не в силах сдержать улыбку, Марко крепче прижал к себе расслабленного и довольного Олли, и почувствовал, что вот-вот уснет, впервые за много лет, абсолютно счастливым.

---

ох прелесть мая прээлесть

20.03.2012 в 23:18

Пишет  ~Iris ~:

20.03.2012 в 22:19

Пишет  NataliSN:

Угадайте, кто завис как дурак? ^_^

Апд. Видео с Radio Aalto
А вы знали, ЧТО У МАРКО ТОЖЕ УЛЫБКА КАК ТЫСЯЧА СОЛНЦ И РАССВЕТ И ЗАКАТ И ВООБЩЕ ГОСПАДИ ДА ЗА ЧТО Ж ТЫ ТАКОЙ ПЕРЕД МОИМИ ГЛАЗАМИ УЙДИ НЕЧИСТАЯ СИЛА Я СПАТЬ НЕ БУДУ ТЕПЕРЬ КАКОЙ КАВАЙЧИК-РАСКАВАЙЧИК КРАСИВЫЙ МУЖИК ДА ЙОПТЕ Ж

+ржачнэ фоточка

@темы: честноспиз-е, Поэтыыыыы

---

еще один прекрасный фик

25.12.2010 в 15:48

Пишет  Zenbu:

Название: Правильное решение.
Автор: Zenbu
Бета: маська
Герои: Шерлок/Джон
Рейтинг: PG
Жанр: POV, юмор, ООС.
Статус: закончен
Аннотация: что думают об отношениях и друг друге Шерлок и Джон?
Дисклеймер: Не мое. Хотя, будь моя воля, Шерлока я бы заныкала к себе в комнату, под замок))
От автора: Продолжение к От судьбы не уйдешь
С наступающим!

читать

Джон

Утверждение, что Шерлок странный, не совсем верно. Скорее, он считает мир вокруг странным (по-идиотски странным, если точнее).
Шерлок искренне не понимает, зачем нужны пояснения различных действий с его стороны – что делает его крайне раздражительным на месте преступления. Недоумевает, в чем разница между походом в кино и прогулкой по парку – он неоднократно говорил, что все пары одинаковые, ведут себя абсолютно предсказуемо, и за ними совсем неинтересно наблюдать. Родственные связи считает балластом – тут и пример приводить не нужно.
Можно и дальше продолжать список, но суть сводится к одному. Шерлок так ведет себя не потому, что он ненормальный (большинство именно так и считает), а просто потому, что не понимает, зачем это ему нужно – делать то, чего от него ждут, что совершенно не устраивает его самого.
Подстраиваться под общество – вот, наверное, единственное, чего ему не хватает. Отсюда у него все разногласия с окружающими.
Его семья, скорее всего, пыталась как-то на него повлиять – но методы Майкрофта весьма специфичны, даже для такого, как Шерлок, а про мать мне ничего неизвестно. Братья Холмс не распространяются на эту тему в моем присутствии. Хотя чего уж там, они не особо часто видятся, только для того, чтобы поговорить о делах. Про обычные семейные разговоры можно и не упоминать вовсе.
В результате получилось то, что получилось.

Люди, которые знакомы с Шерлоком немного дольше моего, всегда удивляются при первом знакомстве со мной. Все происходит примерно по одной и той же схеме:
Удивление: - Кто это, Шерлок? → Сомнение: - Ты серьезно? Твой друг?! → (в зависимости от того насколько Шерлок не нравится человеку): - Джон, как вам удается вытерпеть его? Раскройте секрет столетия! либо → (лидер хит парада фраз, которые раздражают больше всего): - И давно вы встречаетесь? Теперь понятно, почему Шерлок постоянно везде с вами.
Поначалу такие слова очень раздражали. И самое ужасное было в том, что пожаловаться было некому. Потому как если каждый первый считал нас парой, то каждый второй просто подозревал об этом.
Кто-то сразу при первой встрече говорил прямым текстом:
Миссис Хадсон: - Ничего, Джон. Мой благоверный был такой же.
Анжело: - Для вас все бесплатно. Пойду за свечой, чтобы было романтичней.
Майкрофт: - Может завтра я прочту счастливое объявление в газете? (до сих пор не пойму, шутил он тогда или нет).
Донован: - Он провожает тебя до дома?
Себастиан: - Друг?!
Некоторые намного позже, намеками:
Лестрейд: - Джон, вы с Шерлоком…хорошо ладите?
Андерсон: - А он понимает, для чего нужны презервативы?
Молли: - Какой у него любимый цвет?
Сара: - Мы расстаемся…из-за него?
Естественно есть те, кто не понимал, почему мы вообще встретились:
Мориарти: - Шерлок, он ужасен! Убить его, это будет просто акт милосердия с моей стороны. И я даже не знаю, кому больше окажу услугу – тебе, миру или ему самому?

После раздражение пришло безразличие. А потом…понимание. Да, скорее всего, это было понимание. Все эти люди были не так уж и неправы. Конечно, кто-то из них просто смеялся над нами, кто-то язвил, а кто-то искренне так считал.
Не знаю, с какого момента это началось. Просто однажды после ночной смены я сидел на кухне и ждал когда вскипит чайник, на кухню зашел Шерлок. Как обычно оглядел и сделал какие-то свои выводы. Вышел на пару минут и вернулся с небольшим мешочком с травами.
- Они от простуды, – сказал он, наливая себе чай. – Попросил у миссис Хадсон.
- Я не болею.
- Пока нет. Но в ближайшее время это произойдет, если ты не начнешь пить чай с этими травами, – усмехнулся и вышел.
Я тогда подумал: Как же хорошо дома. Когда не надо гоняться по всему Лондону за преступником, вне зависимости от времени и погоды на улице...
И тут меня словно водой окатили.
Дома?! Я сейчас подумал про нашу квартиру как о доме? Место, где тебе хорошо и где тебя ждут близкие тебе люди? Я…почему я так подумал?
Меня испугали эти мысли, я попытался быстрее о них забыть. Естественно это у меня не вышло.

Я стал многое замечать: например, что часто смотрю на Шерлока без видимой на то причины или просто, чтобы убедится, что он никуда не исчез. Я наливаю ему чай, он говорит спасибо – но он же не просил меня его налить! Тогда как я узнал, что он хочет чай?
Подумав, я пришел к выводу что, наконец, начал понимать его язык жестов, его мимику (не очень богатую), и что это не так страшно.
Правда Донован после такого сказала:
- Ты меня пугаешь. Ладно, этот псих. Но ты…
- Почему? – удивился я.
- Он просто посмотрел на тебя. А ты через три секунды даешь ему какую-то папку. Чудик что-то просматривает, но не говорит, что она ему не нужна! Как ты понял, что именно эта папку ему нужна?
- Опыт, – пожимаю плечами.
- Это ненормально.
- Что именно?
- Разговор без слов.
- Салли, дорогая, если твой мозг не способен вырабатывать серое вещество, это твои проблемы. И мне тебя даже не жаль. Но не надо уж настолько выдавать себя, – сказал Шерлок.
Всегда так. Его же не было в кабинете, один миг и вот он, уже просматривает карту на стене.
Девушка что-то гневно сказала в ответ и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
- Шерлок... – это единственное что я мог сказать на его поведение.
Консультирующий детектив поворачивается ко мне и недоуменно спрашивает:
- Что?
- Ты... – начал я, но в кабинет заходит инспектор с Андерсоном, и говорит о новых подробностях дела. Внимательно слушаю и конечно забываю, что хотел сказать.
Было много таких случаев, когда Шерлок отвечал за меня, если меня спрашивали о личной жизни или о нас.
Всегда считал Шерлока Холмса своим другом, но то, что и он вкладывает в это слово такое же значение что и я стало для меня открытием.
Хотя…когда я это понял, радость была не такой сильной. Потому что я так же понял, почему называя его своим другом в глубине души чувствовал дискомфорт от сказанного слова.
Ну что ж…это нормально. Я сам так сказал. Но не знал, что тогда говорил про себя.
Ладно, со мной все понятно. А Шерлок? Ведь замечая какие-то странности за собой, за ним я их тоже наблюдал. Он ведь всегда игнорирует насмешки в свой адрес, а когда хотят задеть меня тут же начинает едко комментировать все действия этого человека, заставляя его тем самым уйти. Неохотно соглашается идти в кафе, когда я голоден, но почему-то идет. И тот факт, что Шерлок Холмс, который не терпит чужих прикосновений, считая это нарушением личного пространства, сам запросто массажирует мое больное плечо (причем я его не просил), наводит на определенные мысли.
Но это ничего не доказывало. Это же Шерлок Холмс – единственный в мире консультирующий детектив. И вообще единственный в своем роде. Понять его логику действительно невозможно, причины тех или иных поступков тем более. Поэтому моя жизнь текла без особых изменений.

Но все изменилось после дела Мориарти.
Последнее что я тогда помнил, это боль от удара об стену бассейна. А потом была темнота.
Просыпаться тоже было больно: тело будто не мое, дышать было тяжело. Веки не хотели слушаться, не с первой попытки мне удалось открыть глаза. Но сделав это, я тут же их закрыл. Свет. Никогда не думал, что свет может причинять такую боль. Потом я почувствовал, как он пропал. Стало темнее. Осторожно приоткрыл один глаз.
Шерлок. Он склонился надо мной, загораживая от света ламп.
Я открыл второй глаз. Шерлок никуда не делся. Он внимательно смотрел на меня, будто ждал чего-то.
- Ты в порядке. Это хорошо, – прохрипел я.
И тут… мне снова стало больно. Шерлок улыбнулся. Улыбнулся! Как это делают обычные люди, когда их любимые люди, наконец, приходят в себя. И от одной его улыбки у меня заныло в груди от осознавания – он волновался, боялся, что не проснусь и теперь рад.
- Ты во всем виноват, – провел рукой по волосам и чуть отстранился. – Я становлюсь похожим на обычных людей.
Мне не нужно было объяснять, что он имел ввиду.
- Ты опять не спал несколько дней.
- Я не мог.
В этот момент зашла медсестра. И понеслось. Врачи, вопросы, обследования. Так было все время, пока я был в отделении реанимации. И все это время Шерлок был со мной. Домой он идти отказывался, говоря, что это и его палата тоже и указывал на свою кровать у стены. Тот факт, что он уже вполне здоров для выписки успешно игнорировался как им, так и врачами. Не иначе как Холмс старший приложил к этому свою руку.
Он меня, кстати, тоже навещал, правда, всего один раз, но мысль, что тебя навестил представитель министерства Англии (и уважительные взгляды рабочего персонала после его ухода в мою сторону), приятно грела душу. Мистер Холмс интересовался моим здоровьем и тем, хорошо ли за мной ухаживают. После уверения, что я быстро пойду на поправку, и нет, врача отделения увольнять не надо, он встал со своего стула и, подойдя ко мне, сказал:
- Поправляйтесь, Джон. Вы очень важны для нас, – сказав это серьезным тоном, он вышел из палаты.
Хорошо, что Шерлока не было. Хотя, наверное, потому его брат так и сказал.
А потом меня перевели в палату общего наблюдения. Меня просто атаковали посетители: Гарри, Сара, Лестрейд, Майк, миссис Хадсон, даже Донован и Андерсон приходили.
Сара…с ней было сложнее всего. Хотя мы с Шерлоком так не поговорили о наших отношениях, но вселять в нее пустую надежду я не хотел.

Сейчас, вспоминая все это, я улыбаюсь. Как тогда все было сложно и неоднозначно. А ведь прошло всего года полтора не больше.
После моей выписки мы с Шерлоком часто ссорились. По пустякам, но никто из нас не хотел уступать. Я не видел тогда другого выхода и уходил ночевать к Саре. На месте преступления странно косились на нас, когда мы снова начинали спорить. Лестрейд неоднократно выгонял нас, говоря, чтобы мы приходили, когда разберемся между собой. Через два месяца мне это надоело. И я пришел к нему в комнату. Мы говорили о нас, наших отношениях, о будущем. После этого все стало кристально ясно. Мы признали, насколько один нужен другому.
С Сарой мы расстались друзьями. Она не удивилась. Сказала, что давно все поняла. Надеюсь, она скоро встретит человека, который предназначен только ей и никому другому.
В участке новость о том, что Шерлок и я действительно вместе никого не удивила. Нет, мы ничего не говорили, окружающие сами почувствовали перемены и сделали правильные выводы. Инспектор Лестрейд облегченно вздохнул, и сказал, что наконец-то все будет по-старому, а то ему надоело смотреть на Шерлока, который в миллионы раз язвительнее обычного, когда он в ссоре со мной.
Андерсон и Донован единодушно сказали, что я, все-таки, тоже неадекватный, если добровольно согласился «Быть парнем этого психа», и что однажды фрик поставит на мне эксперимент и ничем хорошим он для меня не закончится.
Наверное, только Майкрофт Холмс и миссис Хадсон вели себя как обычно. Первый сказал, что всегда об этом догадывался, за что получил убийственный взгляд от брата. А наша домовладелица захлопала в ладоши и сказала, что мы все-таки перестали притворяться перед ней просто соседями, и сказали правду.
- Джон, почему ты рано встал? – голос Шерлока отвлекает меня от размышлений. – Ты ведь чуть ли не валился с ног от усталости вчера, – великий детектив прошел в зал и сел в свое кресло напротив меня.
- Не знаю. Выспался, наверное.
- О чем ты думал?
- Можно подумать ты не знаешь, – фыркнул я.
- Ты что-то вспоминал, – снисходительно улыбнулись мне. – Что именно?
- Начало, – улыбнулся я.
- Пфф. Ты же вроде уже давно не смотрел телевизор, – проворчал Шерлок.
- А это тут причем?
- Притом. Это напоминает сцену из какой-нибудь мелодрамы.
- Вовсе… Ладно, забыли. А ты когда лег спать?
- Я лег спать три часа назад.
- Ну и?
- Мне стало холодно.
- А обогреватель включить было никак?
- Для этого нужно было вставать.
- Но сюда-то ты пришел.
- Здесь ты.
Вот и все. Крыть нечем.
- Именно, Джон, – Шерлок встает. – Раз уж мы оба встали, то может, пойдем в морг? Молли прислала ночью сообщение, что им привезли два трупа.
Я вздыхаю. Он никогда не может ничего сказать прямо. У обычных пар фраза «Пошли в морг» будет звучать как «Проведем день вместе».
- Пошли. Только у меня сегодня ночная смена. Так что не увлекайся.
Но Шерлок уже шел в нашу комнату и скорее всего не услышал меня.
Полдня мы провели в морге Шерлок как ребенок прыгал от одного трупа к другому, что-то бормоча. Потом мы пошли в кафе обедать. До моей смены оставалось два часа, а я забыл телефон дома, нужно было забрать его. Когда я уже хотел сказать об этом Шерлоку, он вдруг улыбнулся и достал из кармана своего пальто телефон. Мой телефон.
- Нельзя забывать телефон, Джон. Кому я тогда буду слать смс, когда мне будет скучно? Кстати, ты не опоздаешь на работу?
Ну, разумеется, он все слышал. Просто не счел нужным отвечать. Как обычно.
- Я уже собирался сказать тебе об этом.
- Знаю.
- Тогда зачем спрашиваешь?!
- Хотел задержать тебя подольше.
Он опять это делает. Совершенно невозможен.
У него зазвенел телефон. Проговорив полминуты, Шерлок посмотрел на меня счастливыми глазами. Убийство.
- Где? – спросил я.
- Немного дальше от твоей больницы. Так что мы едем вместе, – он подозвал официанта.
Словив такси, я сначала назвал адрес больницы, а потом места где было совершено убийство. Пока мы ехали, Шерлок набирал что-то в телефоне, а я смотрел в окно.
Когда такси остановилось, я тронул Шерлока за руку и сказал что выхожу. Он не прореагировал. Впрочем, неудивительно. Я уже открыл дверь, когда услышал:
- Джон, ты кое-что забыл.
Наверное, перчатки, со мной такое бывает. За три месяца я купил уже две пары, не хотелось снова идти в магазин. Продавцы меня уже как родного встречать будут.
Повернувшись к нему, я не успел ничего сказать, как он меня уже целовал. Все-таки я когда-нибудь вытрясу из него, кто учил его целоваться. Потому что нельзя так научиться целоваться по книжкам или фильмам.
И каким-то образом через поцелуй он может передать свои эмоции. Страсть, нежность, раздражение. В этом поцелуе я почувствовал сожаление. От того, что ему будет скучно на месте убийства с этими «недоразвитыми австралопитеками», и меня там не будет.
Я запустил руки в его волосы, притягивая ближе, Шерлок что-то довольно промычал.
Покашливание таксиста напомнило мне, что я вроде как выхожу, а Шерлоку нужно ехать к инспектору.
Прекратив целоваться, он снял перчатку и провел рукой по моей щеке.
- Теперь все. Можешь идти, – и на прощание он снова поцеловал меня. А вот это уже нежность.
И кто из нас смотрит мелодрамы?

Наконец смена подходит к концу. Ночка выдалась не легкая. Привезли семью из троих человек, они попали в аварию. С сыном все было в порядке, а вот родители нуждались в операции. Теперь их жизни ничего не угрожает. Можно идти домой, не беспокоясь их состоянием.
Горит свет. Шерлок уже вернулся. Зайдя в коридор, я включил свет. Несколько секунд спустя появился сам гений дедукции.
- С возвращением.
- Я дома.
И он улыбается. Ненавижу его за это. От этой улыбки у меня по-прежнему все застывает внутри. Слава Богу, что он улыбается так только, когда точно уверен, что никто не увидит. Хотя, сбрасывать со счетов Майкрофта я бы не стал.
- Я не виноват. Она сама появляется, – оправдывается Шерлок. Как всегда наблюдателен.
- Да, помню. Человечность. Это нормально. Ты ведь только со мной такой. Остальные так и думают, что ты социопат непригодный для жизни в обществе
- Это не может не радовать.
- Что с твоим делом? – спросил я, проходя мимо него.
- Все до банальности просто. Справился с ним за три часа. Скучно.
- И, правда, трагедия, – усмехнулся я, заходя в спальню. – Ты спать собираешься?
- Да. Только закончу эксперимент.
Переодевшись и приняв душ, я лег в постель, через минуту провалившись в глубокий сон. Проснулся от того что мне в лицо светит полуденное солнце – Шерлок снова не закрыл шторы. Сам предмет размышлений сопел мне в район ключиц, положив руку мне бедро.
Я повернулся так, чтобы его лицо было напротив.

У нас никогда не будет нормальной жизни, как у обычных людей. Но это меня не расстраивает. Я разучился жить нормально, а Шерлок и вовсе не знает как это – нормально. И пусть он никогда не скажет, что любит меня (ну в ближайшем тысячелетии точно), но он также не дает усомнится в этом. Так что мне, в общем, не на что жаловаться.
Конечно, характер у него далеко не сахар, но я совру, если скажу, что хотел бы чтобы он изменился.



Шерлок

Кто пустил слонов на место преступления, которых по ошибке называют криминалистами? Вот как можно было так затоптать улики?! Они что, не смотрят куда идут? Конечно, смотрят, просто не видят.
Мда… как же это тяжело. Постоянно терпеть бурчание Андерсона. Так, последнее прилагательное явно было лишним. Уже открываю рот для того чтобы сказать, что если его жена застукала с Донован, это не причина портить настроение всем вокруг. Джон. Он отвлекает Андерсона, что-то спрашивая и недовольно смотрит на меня.
Фыркаю и отворачиваюсь к трупу. Все-таки Джон соображает немного лучше этих идиотов, раз догадался, что сейчас произойдет.
Так татуировка была сделана в индийском квартале, судя по стилю выполнения примерно года полтора назад. Скорее всего, убитый живет где-то неподалеку, судя по ботинкам…
- Шерлок, ты уверен? – инспектор недоверчиво смотрит на меня. Каждый раз одно и то же. Сейчас он скажет, что это лишь догадки, ничего нельзя сказать наверняка, позовет Донован и попросит, чтобы та проверила по их базе данным, через полчаса с виноватым видом он позвонит мне, и скажет что все верно, при этом неловко потирая шею.
- Инспектор, давайте сократим эту пьесу на несколько действий. Просто сделайте, как я говорю. И, кстати, ваш новый парикмахер плохо справляется со своей работой. Вернитесь к своему прежнему.
- Он уехал, – неловко сказал Лестрейд.- Даже не буду спрашивать, как ты догадался. И что за пьеса?
- Ваш прежний парикмахер пользовался ножницами другой фирмы, – игнорирую очередной ненужный вопрос, тем более инспектору интересно как я понял, что он был у другого специалиста. - Был ниже ростом и стриг вас под углом… – замираю. - Кто она?
Лестрейд следит за моим взглядом:
- Журналистка. Все эти убийства…сам знаешь, как пресса любит серийных убийц. Видимо она приняла Ватсона за одного из судмедэкспертов. Что не удивительно, ты ведь всегда просишь его рассказать, о том как умер пострадавший. Берет интервью.
Закатываю глаза. Я не об этом спрашивал. Сам вижу, что журналистка - замужем семь лет, любит мужа, но он ей изменил. Я спрашивал о том, кто она такая, чтобы так открыто предлагать себя Джону?
Впрочем, мне все равно.
- Вам изменил муж. Но это не повод вешаться на всех подряд, – она поворачивается ко мне, на ее лице страх (подумала кто-то из ее знакомых), затем оно сменяется злобой (естественно я же все понял верно) и, кстати, она беременна. – Вы хотите сделать аборт?
До того как она хотела сказать, что я в корне не прав и дать мне две пощечины, вмешался доктор. Он увел ее в сторону. А что такого? Я ведь пытался образумить ее. Она потом бы жалела, что изменила своему мужу. Плакала, женщины любят драматизировать. Но аборт она сделает.
Спустя три минуты появился Джон и сказал, что я поступил некрасиво. Что он имел ввиду? Говорю, что по отношению ко мне это тоже было некрасиво. Действительно, мы же работаем, зачем она пристает с всякими намеками на ужин. Ведь у него есть девушка, хотя их отношения я бы назвал чисто деловыми. Она начальник, он на нее работает. Но Джону говорить об этом не стоит. Начнет вещать всякие благородные речи о том, что я не знаю о чем говорю, и вообще это не мое дело.
Вопрос о том, почему же я все-таки подошел к ним я стер из своей головы. Наверняка опять эти человеческие порывы. Определенно, Джон так влияет. Нужно заехать в морг за образцами.

Хромагранин, лимфомы - общий лейкоцитарный антиген, так, а здесь похоже…
- …лок, Шерлок.
Отрываю взгляд от микроскопа и смотрю на своего соседа. Недоволен. Идет к Саре.
- У меня сложный эксперимент. Надеюсь это важно.
- Учитывая тот факт, что мой шарф в каком-то непонятном веществе, а на улице довольно холодно, то да. Это важно. Я опаздываю.
-Думаю, мисс Соер простит тебя, – возвращаюсь к микроскопу.
- Зачем тебе мой шарф? И не смотри на меня таким взглядом.
- Мне нужно было чем-то вытереть колбу. Что тут непонятного.
- Полотенце, Шерлок! Ты мог взять их! Где они кстати?
- Нужно было на что-то положить образцы.
- Какие?
- Которые в холодильнике.
Судя по тяжелому вздоху, Джон борется с собой, чтобы не сказать что-то обидное. Естественно, хорошее воспитание взяло вверх.
- Я останусь у нее.
-Почему? – поворачиваю голову в его сторону.
- Ты вообще чувствуешь, какой запах стоит в квартире? Здесь же невозможно дышать! А уж заснуть и того страшнее. Ладно, я пошел.
Я принюхался. Запах как запах. Уж как военный врач мог бы и привыкнуть, он же как-то терпит приторно-сладкие цветочные духи своей девушки. Вот меня они раздражают, когда я чувствую их на куртке Джона. Сказать ему, чтобы она сменила парфюм? Девушки вроде любят, когда им дарят духи.
В следующий раз не буду брать разлагающиеся образцы.

Как же скучно. Ни одного преступления. Человечество что, решило исправиться или ввели какие-то бонусы, что-то вроде «Нет преступности, и мы поднимем тебе зарплату»? Ну, Майкрофт вполне мог бы такое предложить. Хотя...что за мысли лезут в голову! Мне срочно нужно какое-нибудь дело. Иначе, не ровен час, так и сериалы начну смотреть с миссис Хадсон.
В морге тоже ничего нового. Мир сходит с ума?
Может снова пострелять в стену? Где пистолет Джона? Стойте, где Джон? Если подумать, его с утра не было. К Саре он не уходил, по крайне мере не говорил, что пойдет к ней. К Гарри? Навряд ли. Работа? У него выходной. Тогда где он?
Так скучно, что даже на одном месте больше пяти минут сидеть не могу. Да и доктора где-то носит. Но главная проблема, конечно, не в нем. Хотя, почему это отсутствие Джона должно быть проблемой? Ужас, мой мозг начинает ржаветь. Как еще это можно объяснить?
Несколько раз заходила миссис Хадсон, последний раз почему-то сочувственно погладила мою руку и сказала:
- Не волнуйся, дорогой. Он, наверное, просто задержался, а тебе забыл позвонить.
О чем она говорит? Как Джон мог забыть позвонить мне, если он забыл мобильный в своей комнате. Я проверял. Когда решил написать ему смс.
К вечеру Джон все же появился, я как раз в шестой раз начинал играть на скрипке. Вид у него был очень довольный, он что…
- Ты был на свидании?
- С чего ты взял? – доктор удивленно моргнул.
- Ты не до конца стер помаду на левой щеке. Сара правша, значит, целовала не она. Поэтому…
- Стоп. Нет. Это было не свидание. Утром, когда я шел с работы, я встретил свою знакомую, мы учились вместе.
- Она замужем.
- Какая разница? Но ты прав, она замужем и у нее двое детей. Она жила недалеко и поэтому предложила зайти к ней. Мы разговорились. Вот так и пролетело время.
- Вы с утра до вечера говорили?
- Ну не только. Ей нужно было помочь прибить полку…
- Ладно, не продолжай. Остальное я понял.
- Ну, разумеется, – Джон прошел на кухню. - Шерлок, тут, что побоище было?
- Несколько экспериментов.
- У нас вообще чистая посуда осталась?! О, моя кружка. Надо же она чистая!
- ….
- И еды как всегда нет. Пойду, схожу в магазин.
- Ты разве у своей знакомой не поел?
- Поел. Но в магазин все равно нужно сходить. Так какая разница тогда?
- Подожди меня. Я пойду с тобой.
- Ходить в магазины разве не скучно? – улыбается Джон.
Молча, застегиваю последние пуговицы рубашки. Скучно конечно. Еще как. Но в квартире тоже скучно. Так какая разница?

Я тормоз. Хотя нет, не так. Я ТОРМОЗ. Вот, так будет точнее.
Представляю, как ухмыляется Майкрофт.
А я-то считал окружающих меня людей непроходимыми идиотами. Но на деле и сам оказался ничуть не лучше.
Как можно было не понять, ЧТО Джон для меня значит?
Если бы я был на приеме у психолога, и меня спросили бы, когда я понял что чувствую, то ответил бы…Нет, не у бассейна. Там был просто страх. Понимание, что это был за страх, пришло позже. Здесь. В палате. Когда Джон, наконец, открыл глаза.
Пока он был в коме, мое состояние можно было квалифицировать как автоматизм. Тогда я не задумывался о том, что мог потерять. Но и уходить тоже не хотел.
Вот когда он открыл глаза и сразу их закрыл, до меня, как говорится, дошло. Все, что я чувствовал тогда, о чем забывал. Это были…чувства к Джону. Все, что было непонятно, все что не хотел воспринимать. Это были они.
Кстати, надо бы выключить свет. Джон морщится. Подхожу ближе к нему. Он открывает глаза и говорит, что со мной все в порядке.
Идиот. Он, я, оба. Это он во всем виноват. Собственно это я ему и говорю. Он снова морщится и сетует на то, что я мало сплю.
Пфф, как предсказуемо.

Визиты Майкрофта надо запретить законом. Правда. Я бы подал заявку в кабинет министров ради этого. Но раз мой брат сам в какой-то мере закон, то не думаю, что тут можно что-то поделать. Я бы и сам понял, почему мы с Джоном все время ругаемся. Но нет, ему, конечно, нужно помочь «младшему братишке».
Раздражает.
Джон. С ним все сложно. Он изменяет мои правила, рушит границы. Когда он лежал в палате общего режима, я смотрел на него спящего и пытался уйти. Съехать из квартиры. Стереть его со своего жесткого диска.
Один раз я все-таки ушел. Но продержался всего два дня. Этот дискомфорт невыносим. Он виноват. Или я? Скорее всего он.
Так или иначе, я так ничего и не решил. После его выписки ничего не изменилось. Ну, мы только ругаться стали чаще. Майкрофт, видимо, счел за свой государственный долг помочь нам разобраться.
- Шерлок, прекрати вести себя как ребенок. И прими это, наконец.
- Он раздражает меня.
- Это стресс. Ты чуть не потерял его. Так твоя психика пытается оградиться от переживаний.
- Я не переживаю.
- О, конечно. А когда он у Сары, ты просто так звонишь ему в три часа ночи, и говоришь что тебе скучно?
В комнату заходит Антея и протягивает ему какие-то бумаги. Бегло просмотрев, мой брат встает.
- Мне нужно идти. Не расстраивай нас с мамочкой. Подумай над тем, о чем мы говорили. Джон - твой проводник в этом обществе.
В какой-то мере он был прав. С Джоном я понял значение слова «друг». Но чем дальше продолжилось наше общение, тем больше новых терминов появлялось – дружба, симпатия, ревность, раздражение, страх, нежность и снова раздражение.
Все это вылилось в одно слово. Которое я не люблю произносить. Даже в своей голове.
Любовь.
Она доставляет неудобство, мешает думать, настроение скачет от депрессии к безграничной радости. Почему мне должно быть грустно, если он чем-то расстроен? Я не хочу зависеть от чужого настроения. Тем более от его.
- Шерлок, – окликает меня Джон.
Смотрю в окно, уже стемнело. Я сидел, наверное, часа три и думал об этом. Рядом стоит кружка чая. Даже не заметил этого. Еще один минус – невнимательность.
- Да, Джон?
- Думаю, нам надо поговорить.
Он решительно настроен, садится в свое кресло и смотрит на меня.
- О чем?
Он вдруг растерял всю свою решительность. Посмотрел вниз, потер шею. Потом, видимо, что-то для себя решив, снова посмотрел мне в глаза.
- Я…делаю тебя слабым?
Да. Джон - ты мое уязвимое место, ахиллесова пята. И Мориарти знает об этом. Мысль о том, что он снова может достать меня через тебя, приносит хаос. Трудно сосредоточится. Ненавижу его. Он заставляет меня делать выбор – вечное беспокойство или прежняя жизнь, но уже без тебя. Но где гарантии, что он не попытается тебя убить, даже если я исчезну из твоей жизни? Да и мало ли человек, кроме этого злобного гения, мечтает о моей смерти. И что мне делать? Поступить правильно или как считаю нужным?
Мориарти. Знаю, ты злишься, что он значит для меня гораздо, больше чем должен. Я и сам недоволен этим, но поделать ничего не могу. Слишком поздно.
- Мне съехать? – Джон понимает мое молчание по-своему.
Медленно выдыхаю. Пора сделать выбор.
- Послушай, Джон…

- Шерлок! Ты опять?! Этот шарф мне, между прочим, сестра подарила!
- Он тебе все равно не шел.
- И поэтому ты подвязал им ножку стола?
- Да, – перелистываю страницу. - Возьми мой.
- Твой, конечно же, подойдет мне больше, – ворчит Джон и идет в сторону моего пальто.
- Вне всяких сомнений. Он же мой.
- Ну-ну. Мне нужно к Гарри, они опять поссорились с Кларой.
- Я слышал. Она слишком громко говорила или тебе нужно убавить громкость в телефоне.
Джон хмыкает, перед уходом раздумывает, поцеловать меня или нет. Слишком долго. Раздражает. Сам подхожу и быстро целую.
- Иди, мыслитель.
В конечном итоге, испытывать такие чувства не так уж и плохо. Конечно, мне не нравится чувствовать себя виноватым, когда я сделаю что-то, что его расстраивает (порвал его двухнедельную работу, например), но я так же знаю, что сделать для поднятия его настроения. С другой стороны, Джон очень отвлекает. Не он в целом, а люди, которые интересуются им. Но с этим тоже можно разобраться (достаточно сказать что-либо из биографии человека).
Что мне не понятно, так это почему я сделал выбор в его пользу. Не жалею, но даже сейчас не могу понять мотивы своего решения.
- Ответил не разум, а сердце.
Поднимаю голову – в проходе стоит Майкрофт собственной персоной.
- Опять сердце. Где-то я это уже слышал.
- У меня есть для тебя работа. Дело государственной важности.
- Разве ты приходишь с другими. Что на этот раз?
- Взлом системы безопасности. Убиты два сотрудника внутренней службы.
- Мне это не интере…
- Крови нет.
- Нет?
- Яд.
- Обожаю, – давно никого не отравляли. Даже обидно как-то. Ведь есть столько прекрасных экземпляров.
- Знаю. Поэтому и решил, что тебе понравится это дело. Было бы крайне неплохо, если бы ты выехал сейчас.
- У меня…
- С ним будет все в порядке. Мои люди следят. Ты же знаешь.
- Это сильнее меня, – вздыхаю и прикрываю глаза. - Я еще не привык.
- Привык. В этом все дело.
- Он мое уязвимое место.
- Они есть у всех. И у меня в том числе.
- Пирожные? – насмешливо спрашиваю я, открывая один глаз.
- Сравнение, конечно, не совсем удачное, но, тем не менее, – Майкрофт посмотрел на часы. – Машина будет ждать внизу.

- Теперь ты понимаешь? – Лестрейд смотрит на меня выжидающе. Так что он хочет-то?
- Инспектор, Шерлок не читал Питера Пена. Так что не нужно произносить боевой клич и фразы из мультика. Он не поймет, – засмеялся Джон.
Так вот в чем дело. Это костюм какого-то героя из книжки! Смотрю на календарь. Так и есть, завтра Хеллуин, именно поэтому инспектор пришел к нам и сказал, что хочет спросить совета. Я, правда, думал, что это будет по поводу очередного убийства.
- Так вы думаете, он мне не пойдет? – смущенно спросил мужчина.
- Вы похожи на педофила, если честно, – Джон пихает меня локтем.
- Не слушайте, инспектор. Вы отлично смотритесь, – смотрит в мою сторону.
Знаю этот взгляд – мне стоит помолчать.
Лестрейд еще минут пятнадцать вертится у зеркала и советуется с Джоном, видимо довольный результатом, он снова переодевается (в обычную одежду). Попрощавшись, он уходит.
- В чем смысл?
- Шерлок, это традиция, ну знаешь, раз в год нарядится…
- Ну, дети понятно. Но инспектор-то?
- Некоторым хочется почувствовать себя детьми. Тебе разве нет?
- Нет, – глупость какая. Зачем мне чувствовать себя десятилетним ребенком, которого не хотят пускать в морг? – Вы странные.
- Ну, обычным людям хочется.
- А тебе?
- Раньше хотелось. Сейчас нет.
Улыбаюсь. Джон всегда по-другому смотрит, когда я улыбаюсь. Но я не могу понять, чего во взгляде больше – удивления или радости.
- Кстати, – продолжает он. – Мне прислал смс твой брат.
- Ммм. Что пишет?
- Я не понял. Там было написано «Правильное решение». Что он хотел сказать?
- Не обращай внимание. Это же Майкрофт. Кто может его понять? Ну, кроме меня разумеется.
- Тебя тоже нельзя понять, – смеется Джон и проводит рукой по моим волосам. – И тебе нужно к парикмахеру.
- Может потом.
- Может, – он приподнимает голову и легонько касается своими губами моих. Отвечаю на поцелуй и притягиваю его ближе к себе.

Наши отношения совсем не изменились. Разговоры все те же. Джон все так же злится, что я порчу его вещи, также не ладит с банкоматами и бегает со мной в поисках преступника. Я все так же удивляюсь, почему Андерсона до сих пор не уволили, молчу несколько дней подряд и стреляю в стену, когда скучно.
Разве что добавились поцелуи и секс. Приятное дополнение надо признать.
Иногда, когда смотрю на спящего Джона, я думаю, о другом варианте моего решения, если бы тогда сказал ему уходить. И он ведь ушел бы. Он привык делать, как я говорю. Тысячи вариантов проносятся в моей голове. Моя жизнь была такой же, как до встречи с Джоном. Убийства, расследование, скука. Это ведь не плохо? Да. Потому что это ужасно. Со временем я смирился бы, что его нет рядом, прекратил говорить вслух, затем забрал у миссис Хадсон череп. Но тогда я не почувствовал… я бы просто не чувствовал.
Я бы постоянно думал о том, что Джон делает, о чем думает. И волновался. Мои мыслительные процессы протекали медленнее, что привело бы к затрате дополнительного времени на раскрытие преступлений. Нет уж. Лучше пусть он будет рядом. Так спокойнее. Так лучше. Для нас обоих.
Ненавижу это признавать, но Майкрофт был прав. Это действительно было правильным решением.

@темы: честноспиз-е

---

ооооооооооооооо это божественно

14.10.2010 в 23:57

Пишет  Sugar Trip:

Just kiss him! (c)
Название: Just kiss him! (c) (Рабочее название "Бред сивой кобылы")
Фандом: Sherlock BBC
Автор: Sugar Trip
Категория: Слеш
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Джон/Шерлок
Отказ: Отказываюсь

Читать

Лестрейд хотел задержать их еще на пару часов - наверняка чтобы выудить из Шерлока дополнительные соображения. Но Шерлок соображений выдавать не желал - сказал, что тема закрыта и что если что - Лестрейд знает, где его искать. Высказавшись вполне безаппеляционно, Шерлок скинул с плеч одеяло и пошел искать Джона.



***


В этот вечер в них стреляли. Этому факту Шерлок не придал большого значения - то ли привык к такой жизни, то ли эта жизнь - была единственная, которую по его мнению стоило жить. Ему было наплевать на себя. Но не наплевать на Джона Ватсона.

Здание уже давно было окружено людьми Лестрейда и зеваками и психопату с ружьем уже некуда было деваться, но Шерлок и Джон были еще внутри, когда он, как загнанный в угол зверь, пошел в наступление. Они удирали от него по всему зданию, ведя к выходу, пока Джон не попал в тупик.

- Офисные здания, черт!!! - выругался Шерлок, когда понял, что происходит, и потратил последние патроны на то, чтоб выстрелить в лампы.


"Шерлок, уходи отсюда" - в полной темноте кричал Ватсон.
"Пошел к черту, Джон" - кричал Шерлок.
Психопат кричал что-то одному ему понятное.

Все это сопровождалось выстрелами, воем сирен за окном и даже несколькими выражениями, недостойными приличных джентльменов.

В итоге, Шерлок вывалился из окна первого этажа, схватив в охапку Джона, на что сержант Донован неоднозначно хмыкнула. Никто из них не был ранен и Шерлок, бросив доктора, побежал к Лестрейду,спеша утереть тому нос: "Я же говорил, что он из Хорватии! Надо было сразу проверить верхний ящик комода, как я вам говорил!"



***



Они поужинали в ресторане, где Шерлок еще долго расписывал свои догадки по этому делу и сетовал, что если бы Лестрейд хоть изредка давал себе труд пошевелить извилиной, то криминала на улицах Лондона заметно поубавилось бы.

Джон молча слушал и иногда улыбался, когда Шерлок уж совсем расходился и люди за соседними столиками начинали оборачиваться. Тогда Джон говорил им "Простите", Шерлоку же видимо было скучно извиняться, кому нужны приличия, когда вокруг такое веселье..

Они вышли на улицу, и хотя был уже довольно поздний вечер, и собирался дождь, опять пошли пешком.
Шерлок еще что-то говорил, потом они замолчали. и Джон вдруг сказал:

- Спасибо.
- Хм? - Шерлок повернулся, словно такое простое слово было ему непонятно и он хотел объяснений.
- Ты в очередной раз спас мне жизнь. И я...просто спасибо.
- А.
- Нет, серьезно, я..
- Слушай, Джон, - Шерлок остановился.
- Да.
- Давай просто забудем это.
- Шерлок, это несерьезно...
- Несерьезно, Джон, то, что ты каждый раз кидаешься меня благодарить, как будто это не мой долг...в смысле...
- Шерлок, я просто хочу сказать спасибо и...ничего более. К тому же ты мне ничего не должен.
- Просто перестань.

Да что же это за человек такой. Из-за простого слова такую демагогию может развести! Джон всего лишь хотел, чтоб Шерлок знал, как он благодарен ему за то, что его жизнь теперь наполнена смыслом, что есть о чем писать в блоге и при этом - оставаться живым. Это он попытался разъяснить еще раз, в ответ на что Шерлок схватил его за локоть и подтащил к краю тротуара и они встали у какой-то подворотни.

- Слушай, Джон, - Шерлок смотрел на него пристально и глаза у него почему-то блестели,- Мне неприятна эта тема. Не могли бы мы ее сменить?
Джон аккуратно высвободил локоть и отошел на полшага назад.
- Я понимаю, Шерлок, - вдруг Джону стало холодно от догадки.
- Не заметно. В общем как всегда, - Шерлок принял свой обычный надменный вид.
- Нет, я хорошо понимаю на этот раз. Эти наши...твои расследования. Они важны для меня, но это действительно глупо - то, что тебе так часто приходится спасать мне жизнь. Это только мешает. Я мешаю. - Джон кивнул и уставился на свои ботинки.

Шерлок протяжно застонал от разочарования и от этого у Джона неожиданно волосы на затылке встали дыбом.

- Ты идиот, Джон, - Шерлок опять схватил его за локоть и толкнул дальше в подворотню, - ты так же спасаешь меня. Постоянно! - глаза его горели, как от ненависти, - К чему бы это, Джон?!

- Твоя жизнь несравнимо ценнее, чем моя, Шерлок. Это просто факт, - Джон сделал шаг назад от страшного, волнующего, надвигающегося Шерлока.

- Боже, да каждый раз, когда ты...когда тебя...Как ты не понимаешь! - Шерлок вдруг стал каким-то беспомощным, голос его так же гремел, но теперь он запинался так же, как тогда в бассейне, когда пытался высказать Джону признательность за его поступок, - Да если бы с тобой сегодня что-то...если бы он..то я..

Они теперь стояли у стены и Джону было некуда двигаться.
И откуда-то дунул ветер, принеся и унеся облако мороси.

И тогда он сделал это.

Шерлок его поцеловал.

Он схватил его за плечи - мертвой хваткой, до хруста в пальцах и просто прижался губами к губам Джона и замер, не совершая почти никаких движений. Тело его, напряженное, как струна, было неподвижно и только быстрое резкое дыхание выдавало в Шерлоке живого человека, а не каменное изваяние. Джон чувствовал себя как в капкане, ему было страшно за Шерлока, который словно на грани безумия, неловко целовал его и судорожно перехватывал пальцами плечи - то выше, то ниже.

Ему было страшно за себя, за свою непонятную реакцию - когда Шерлок накинулся на него, у Джона что-то вспыхнуло, взорвалось в голове - где-то у затылка, и от этого взрыва понеслась волна по всему телу - ударило куда-то в переносицу, стало страшно неудобно дышать, кислорода не хватало, в груди стало тесно, от живота вниз понеслись огненные стрелы.

Но разум еще не до конца покинул Джона Ватсона и мысли обрывками все метались в его голове. Хотелось стряхнуть с себя руки Шерлока, убежать куда-нибудь на другой конец города, но больше хотелось схватить Шерлока в ответ. Хотелось ударить его и сжать, оттолкнуть и притянуть. Хотелось посмотреть в его глаза - попытаться установить связь - сказать что-то осмысленное, убедить, что это последствия шока, что это не по-настоящему.

"Шок? Какой еще шок?"

Хотелось закрыть глаза и вообще больше ни о чем не думать. Упасть в этот омут и потерять вечно контролируемое время и пространство. Потерять себя в Шерлоке.

Шерлок целовал его так, будто это последние минуты его жизни, и уж точно не будет больше ни его, ни Джона, ничего - зло и страстно, борясь с собой, из последних сил держа себя на расстоянии не смотря ни на что. Как будто это обстоятельство отменяло сам факт поцелуя. Как будто это разрешенный лимит близости, которой так хотелось, отчаянно хотелось и было невозможно бороться с собой, с недосказанностью, с непонятным будущим.



И вдруг пальцы Шерлока ослабли.

- Шерлок...- Джон не узнал свой голос.
Шерлок отстранился и издал короткий низкий стон, словно идущий откуда-то из живота. Поморгал, выдохнул и отвернулся.

От этого стона у Джона в голове случился повторный взрыв - яркий, беззвучный, как в фильмах-катастрофах, когда имитируется оглушение. В одно мгновение Джон оглох, ослеп и перестал соображать. Наверное, эта взрывная сила и толкнула его на Шерлока, когда не понимая что делает, Джон схватил его за пальто, вжал в мокрую каменную стену и вернулся туда, куда так хотелось - к твердым теплым губам Шерлока, к его прерывистому, с хрипами, дыханию. Ноги Шерлока от неожиданности подкосились и он немного сполз по стене, что компенсировало разницу в росте.

Никогда в жизни Джона не прельщала мысль о поцелуях с мужчинами. Как и у многих, у него случались невинные эксперименты в юности. Он не был гомофобом и относился к таким проявлениям любви с обычной долей скептицизма и юмора. Парни? Извините, не по моей части.

Сейчас его по-прежнему не тянуло целоваться с парнями.
Его не тянуло целоваться и с девушками.

Сейчас его отчаянно тянуло к Шерлоку и было ни капли не смешно. Впервые в жизни поцелуи и нежности с кем-то действительно обрели смысл. Случавшиеся ранее любовные отношения Джона сводились к обоюдно приятному (а иногда очень приятному) времяпрепровождению. Иногда зажигательный секс, иногда - не очень, вроде замены физкультуре. Все это преследовало обыденные цели - получить небольшую долю удовольствия, привести организм в тонус. Никаких глупостей, ничего лишнего.

Никакого смысла.

Однако в этот момент, когда Джон прорывался к закостеневшему Шерлоку, который был все так же напряжен - то ли от страха, то ли от возбуждения - все было наполнено смыслом, все стало важно.

"Расслабься ты!" - хотелось закричать Джону, но он знал, что если заговорит, спугнет свое собственное безумие и все закончится, вернется рациональность "Что мы делаем?!" "Мы не должны!" "Это было ошибкой", вытеснив мысли о коже Шерлока, о его губах, подбородке и запахе. Поэтому Джон молчал, дышал и чувствовал, как Шерлок плавится рядом с ним, сдается, приоткрывает рот, проводит языком по верхней губе Джона.

Теперь была его очередь хрипло застонать, еще крепче вжать Шерлока в стену собой, а ладони - в ту же стену по обе стороны его головы. Джон так и не решался куда-то еще деть руки, зная свою слабость, зная, что иначе пропадет окончательно и бесповоротно. Пару раз руки дергались с места, но Джон мысленно умолял их не двигаться и вжимал в холодные камни до боли.

Но Шерлок, гениальный Шерлок, квинтэссенция интеллекта, понял все и отлепив руку Джона от стены, положил себе на затылок. "-Но как?!" "-По меньшей мере четыре признака..." - пересеклись их мысли за долю миллисекунды и Джон почти заскулил от какого-то щенячьего восторга, сжав взлохмаченные кудри Шерлока с чувством, что всю жизнь ждал только этого момента. в голове пульсировала только одна мысль "Обними меня..." "Обними меня..." и похоже Шерлок опять услышал и обхватил Джона за шею, как обнимают маленькие дети.

Поцелуи становились все глубже, кислорода - меньше. Губы, языки, зубы - все сливалось, сталкивалось в танце знакомства. Джон стал целовать Шерлока куда-то в ухо, окончательно потеряв контроль. Волосы Шерлока пахли дождем, Лондоном и немного - одеколоном. Сам Шерлок то ли говорил что-то на ухо Своему Доктору, то ли пытался говорить, но у него это получалось так быстро, неразборчиво, мешало дыхание, что Джон ни слова не разобрал, кроме своего имени. В редкие мгновения, когда Джон открывал глаза, он думал, что эта серая мокрая каменная стена - наверное самое лучшее, что ему приходилось наблюдать в жизни. Какие там рассветы и закаты! Он так любил ее, эту стену, за то что она здесь помогает ему. Он любил дождь, за то, что волосы и кожа стали такими влажными и пахнущими. Он любил...

-Джон.

Внезапно Шерлок отпустил его и отстранился в сторону, тяжело дыша, он смотрел на Джона из-под бровей, не отрываясь и не моргая.

Джон, ничего не понимающий, по инерции дернулся по направлению к Шерлоку, но тут же остановился, стиснув зубы, медленно отошел в сторону, повернувшись боком. Короткая куртка не скрывала очевидного, что секунду назад казалось естественным, а теперь стало ужасно стыдно, неправильно и пугающе.

"Ну, да, конечно. Ладно, нужно просто прийти в себя. Успокойся, Джон. Правильно - не то, что случилось. Правильно - то, что сейчас."

Шерлоку повезло больше - у него было длинное пальто, которое он судорожно запахнул.

"Ну, может там уже и нет ничего"

- Джон...ккхм..- Шерлок прочистил горло, - Послушай...


Меньше всего Джону хотелось разговаривать. Он вообще не был до конца уверен, что сможет. Смотреть на Шерлока он тоже не мог. Ему пришлось собрать все свое самообладание, чтобы вдохнуть наконец-то нужное количество воздуха в легкие.

"Кому он нужен, этот воздух"

и сказать:

- Да, Шерлок.

Будничный, почти рекламный тон.

"Шесть-ноль за артистизм, Джон"

- Джон, посмотри на меня, - Шерлок заметно нервничал.
- Да. Все нормально.
- Ты не смотришь.
- Смотрю.
- Ты смотришь на четвертый камень слева в пятом ряду снизу.

"Быстро же ты пришел в себя.
Давай, просто посмотри ему в глаза, Джон. Чего ты боишься, ты войну прошел"

Но ужасы боевых будней не шли в сравнение с необходимостью посмотреть сейчас в эти глаза, которые будут просвечивать тебя насквозь, пока их хозяин не узнает все твои тайны.

"А с некоторых пор тайны появились, да, Джон?"

Глаза, которые совсем недавно были так близко, затуманенные желанием, узкие, с расширенными зрачками. Страшные, прекрасные глаза.

- Да. Я смотрю. И внимательно слушаю.

"Зал аплодирует стоя"

Шерлок переступил с ноги на ногу.

- Джон, мне кажется, нам пора домой.
- Домой?..Конечно, конечно.
- Слушай, если ты вдруг...
- Шерлок, все в порядке. Правда.

"Уже можно перестать смотреть?"

- Я просто не...
- Ради всего святого, заткнись, Шерлок!

Молча они вышли из подворотни и поймали кэб и по привычке сели и уставились каждый в свое окно. Мимо мелькали огни ночного Лондона. Магазины, пабы, галереи - все было на своих местах, мир не изменился, небо не упало на землю.

Волна отошла и в душе у Джона остался ужасно омерзительный осадок. Стыд? Вина? Разочарование? Боль?

"Зачем, черт тебя возьми, ты поцеловал меня?"

Если бы ни это, можно было давить в себе чувства, скрывать их, тем более, что Шерлок вроде и не проявлял никакого интереса к его душевным метаниям. Ведь скорее то, что было всегда в его душе, с самого дня знакомства - просто восхищение гением Шерлока, его способностями мыслить, его необычностью - и только. Прошло бы время - прошли бы чувства. Ведь Джон - абсолютно обычный мужчина с обычными склонностями, что говорить о Шерлоке, который просто не от мира сего.


Почему тогда они, убежденный гетеросексуал и асексуальный социопат несколько минут назад умирали в объятиях друг друга, обжимаясь в темной сырой подворотне?

И как теперь жить дальше, когда есть знание?

Когда знаешь, что губы твердые и с привкусом кофе, что кожа тонкая, что на скулах выступает горячий румянец. Что Шерлок вдыхает почти неслышно, а выдыхает хрипло и очень резко. Что когда он стонет, его баритон становится еще ниже, и от этих звуков вибрирует горло.

"Зачем ты отвернулся от меня?"

Ставил Шерлок какой-то эксперимент, или на самом деле был под влиянием стресса. Или может его охватил какой-то новый вид сумасшествия, отчего он теперь периодически будет накидываться с поцелуями на Джона, на Лестрейда, на Молли может даже - кто окажется рядом.

Наверное надо поговорить об этом, но как общаться спокойно, когда есть еще много Шерлока, какого он никогда не узнает.

Джон посмотрел в собственное отражение и чуть не расхохотался над собственным страдальческим выражением лица. Видел бы его командир - опытный боец, прошедший Афганистан, военный врач, сидит в кэбе рядом с единственным в мире консультирующим детективом, абсолютно безумным, и мечтает, чтобы жизнь повернулась так, чтоб иметь возможность еще хоть раз запустить пальцы в его темные волосы...

Джон украдкой посмотрел на Шерлока, тот сидел прямо и смотрел в окно, не задерживая нигде взгляда. Нервничал - это выдавала сжатая в кулак ладонь. Чувствует себя виноватым? Ну, нет, Джон не позволит себя жалеть. сейчас они приедут в свою квартиру на Бейкер-Стрит, где состоится серьезный разговор. Потом Джон дождется, пока Шерлок не скрючится у себя на диване, повернувшись ко всему миру спиной - это была его версия понятия "сон". Он дождется, а потом пожалуй пойдет и утопится в Темзе.

Нет, не пойдет. наутро Шерлок наверняка узнает об этом через две с половиной минуты - по чашке с недопитым чаем, по адаптеру для ноутбука и по больному бедру миссис Хадсон.

Можно было уехать из города, из страны.
Можно было убить Шерлока из его же пистолета.
Можно было упасть перед ним и своими чувствами на колени и молить о любви.

"Отвергнутый Джон Ватсон и его море возможностей. Ха"

Тем временем они уже стояли у двери и Шерлок открывал замок. Почему-то не получалось, может потому что Шерлок смотрел не на замок, а то и дело оборачивался на Джона, криво усмехаясь.
Надо же, великий Холмс нервничает!

- Миссис Хадсон! - закричал Шерлок, когда они поднялись по лестнице, так, что Джон вздрогнул.

- Миссис Хадсон! - закричал он повторно, когда открывал дверь.
- Миссис Хадсон!

Нервы у Джона не выдержали и он заорал в спину Шерлока:

- Очевидно, ее нет дома, гений дедукции!!!

- Чудно.

В этот же момент дверь в комнату захлопнулась и в полумраке, нарушаемом лишь всполохами света от камина, Шерлок толкнул Джона к стене, впечатавшись в него отчаянным поцелуем.

- Ше..Шерлок!
- Хм?
- Что за... - Джона потряхивало от волнения и злости, от удивления и неожиданного восторга.


- Я не очень разбираюсь во всем этом, Джон...Но мне показалось неэтичным делать это на улице.


Нечаянное продолжение

@темы: честноспиз-е

---

почему он розовый???? как сменить фон???

---

охтыбожемой, я поняла как писать в дневник!
прогресс однако